— Простите, я забыл поднять щиты, а остатки чужого безумия из дома чувствуются.

— Мне надо на работу, отвезите меня, пожалуйста, — обратилась я к благодарному законнику.

В машину я садилась с четким ощущением, что это расследование — очередная веха в моей жизни, которая ее кардинально изменит.

Заглянув в огромное зеркало, я ужаснулась собственному отражению, потрясшему до глубины души: вместо нежно-кремового загара — серовато-бледная кожа, даже веснушки поблекли. Зеленые, обрамленные красными густыми ресницами глаза широко распахнуты в диком страхе. Перекошенный рот, приоткрытый в безмолвном крике. Я бессильно захрипела, втягивая голову в обнаженные плечи в ожидании удара. Но вместо неминуемой боли сверху, из-под бронзовой рамы, просочилась кровь, заливая серебристую поверхность. Дрожащими пальцами размазала ее по зеркалу, пряча свое отражение, не желая видеть кровь, цветом почти не отличающуюся от моих волос, рассыпавшихся по плечам красными прядями…

Содрогнувшись, я резко села, судорожно хватая ртом воздух и потирая горевшую огнем грудь, словно наконец-то вынырнула из толщи воды, в которой чуть не погрязла. Отдышавшись, нервно осмотрелась, и жуткое напряжение, словно тисками сжимавшее меня, начало отпускать — я в своей спальне, дома, за окном радует глаз солнечное утро. Все хорошо, а все маньяки и убийцы мира где-то там, далеко от меня. С облегчением потерев лицо, посмотрела на будильник: целых полчаса до подъема, но спать больше не хочется. Страшно! Стащила с себя коротенькую тоненькую рубашку в веселенький горошек, мокрую после ночного кошмара, и поплелась в душ.

Постояв под упругими струями контрастного душа, я через несколько минут почувствовала себя другим человеком — свежим и полным жизненных сил. Немного подсушила волосы и оставила лежать свободной волной, досушиваться естественным путем. Времени сегодня утром у меня получилось с запасом, поэтому надела свободное домашнее платье с широкой горловиной, чтобы еще немного насладиться комфортом, и босиком сбежала вниз, завтракать.

Я обожаю свою просторную, с широченным, в полстены окном кухню-столовую, в интерьере которой сочетаются северные, мои, и южные, привнесенные подругой, представления о том, каким должно быть самое притягательное место в доме. В приоткрытую дверь теплый ветерок, шевеливший легкий тюль, принес свежесть ночного сада, шелест листвы и птичьи трели. Даже сидеть в одиночестве за большим семейным столом, накрытым нарядной скатертью, приятно. А светлого дерева мебель, как нельзя лучше визуально увеличивающая пространство, придает кухне уют и изысканность.

Каша, стакан сока и отличная солнечная погода — лучшее начало дня. А ночной кошмар развеялся, как туман на побережье. Подпевая радио, я локтем откинула норовившие попасть в раковину волосы за спину и домыла посуду. Затем вытерла руки и уже хотела поправить платье, сползшее с плеча, но краем глаза уловила движение за окном — и забыла обо всем на свете.

В соседнем доме, мало того, что построенном близко, еще и комнаты располагаются симметрично моим, вот и кухня находится напротив соседской, в которой появился Доминик Ресс. И если я свои окна, в соответствии с традициями родины, украсила легкими занавесками, которые хотя бы задернуты наполовину, то широко зевающий сосед-южанин, почесывающий живот, виден, как в аквариуме.

Он заглянул в холодильник, грустно вздохнул и достал тарелку с чем-то недоеденным. Понюхал, снова вздохнул и, не глядя, выкинул вместе с тарелкой в мусорку. Достал упаковку яиц и направился к плите готовить завтрак.

А я во все глаза таращилась, как у шелона под кожей лениво перекатываются мускулы. Даже губу закусила, обозревая его великолепное атлетическое тело: широкие плечи, сильные руки и рельефную грудь, талию… не узкую, как принято у моделей, но кубики пресса… Полный восторг! И ох уж эти пресловутые кубики… А мускулистые длинные ноги?.. Мужчина с такими ногами бегает если не лучше всех, то, вне сомнений, быстро. Дальше я подняла глаза вверх и «застряла» на тонких серых трусах, отлично подчеркивающих крепкую мужскую задницу и впечатляюще выпирающий гульфик.

Судорожно вздохнув, только не от страха, а восхищения, я облизала губы; гульфик на трусах вдруг ни с того ни с сего сильно увеличился. Прямо-таки неприлично увеличился и, как бы ни пошло это звучало, «уставился» на меня. Подняла взгляд на мужчину, который носит настолько интригующее белье, и почувствовала, что краснею. Лицо и шею буквально обожгло стыдом и смущением — меня поймали за откровенным подглядыванием, причем самых интимных мест.

Доминик смотрел на меня, чуть наклонив голову к плечу, не двигаясь, с яйцами для завтрака в руке. И главное, слишком весело ухмылялся, откровенно одобряя проявленный мною интерес к его… трусам, назовем ситуацию так. Ох уж эти горячие южные парни!

Лихорадочно соображая, как бы достойно выпутаться из дурацкой, неловкой, неприличной ситуации, я невольно заправила за ухо сразу начавшие мешаться волосы. Мужчина за противоположным окном продолжал неподвижно, пристально разглядывать меня, даже глаза прищурил. А я, вымучив извиняющуюся улыбку, помахала ему ладошкой, приветствуя, и шагнула к окну.

Задергивая занавеску, увидела, что Доминик хмыкнул, после чего улыбнулся еще шире, кивнув в ответ, и этот… слишком сильно торчащий гульфик тоже дернулся, словно здороваясь. Я не выдержала и малодушно сбежала, испытывая жгучий стыд и ругая себя.

К машине я пробиралась по-шпионски, на цыпочках, и осторожно выглядывая из-за кустов, лишь бы не столкнуться с соседом. Вот позорище! Дожилась.

* * *

День, начавшийся настолько неформально, продолжал «радовать» разнообразием ситуаций и событий из ряда вон. Даже разбирая после обеда служебную почту, я наткнулась на прелюбопытное сообщение:

У меня едва глаза на лоб не вылезли. Записку могла написать только влюбленная, потерявшая всякий страх и осторожность женщина. Неужели супруга Мончика опомнилась и решила его вернуть?

Я потерла пальцы и, запустив импульс в бумагу, считала информацию. Снова с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть от удивления. Немного подумав, набрала секретаря главного юриста нашей компании:

— Госпожа Дайнесс?.. Да, это я. Зайдите ко мне, пожалуйста… сейчас же!

Для сложного разговора я уселась в кресло, положив ногу на ногу. Спустя пять минут автор «остроумного» послания — Сора Дайнесс — явилась. Когда она, плотно прикрыв за собой дверь, обернулась, я с интересом посмотрела на нее. Уже совершенно по-новому, не как на бессменного секретаря Тадеуша Мончика и, по мнению весьма взыскательных и не щедрых на похвалы коллег, ответственного и толкового работника, а как на женщину. Влюбленную женщину, опрометчиво принявшую меня за соперницу и потерявшую голову настолько, что написала туманнику-сутевику записку с угрозами.