Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сперва можно было подумать, будто он отсутствовал на паре, но нет — он был. Сидел, молчал и играл в крысу. Затем можно было подумать, будто у него случились какие-то трудности с подготовкой к теме: времени не хватило, семейные обстоятельства, забыл — да что угодно, вот только он не сказал об этом ни единой душе. Подай он хоть какой-то знак даже во время пары, люди бы всё равно успели найти хоть какую-то информацию и на троечку, но рассказать. Однако все были просто поставлены перед фактом, что должны отдуваться за этого чмошника, пока тот сидит на жопе ровно. И самое обидное было то, что Рома Жорников даже не попал под грандиозный обстрел, выйдя сухим из воды.
По окончанию пары преподавательница объявила студентов с автоматами за экзамен, среди которых не оказалось тех самых «счастливчиков» со свежими двоечками в журнале.
Почувствовав тяжесть несправедливости, Фрид и другие студенты написали несколько писем счастья Роме Жорникову в групповой чат на всеобщее обозрение. Кто-то в более завуалированной форме, кто-то — агрессивной и прямой, однако суть их оставалась одинаковой: все пожелали ему всего наихудшего.
Некоторые студенты с полученными оценками стали по какой-то причине защищать этого говноеда, словно причиной неполучения автомата стала недостаточно активная работа на парах самих пострадавших, но они, видимо, не понимали, что оценок у тех было столько же, если не больше. Позже и сам Рома Жорников выкатил жёсткую пасту, где чётко и ясно заявил, что виноватым себя не считает, а извиняться не будет. Так была предрешена его судьба вечного говноеда в глазах несчастных, а Фрид изо всех сил сдерживался, чтобы его не сжарить.
В то же время отношения Фрида и Милакриссы развивались в своём темпе: после переписки в судьбоносную ночь они стали проводить больше времени — часто, за обедом в столовой. Иногда к ним присоединялся Шон, которого силой притаскивал Фрид, что пугался собственной неловкости, находясь с Милакриссой наедине. Однако лучший друг совершенно не хотел мешать любимой шипперской паре расти с сорняком в поле, поэтому всякий раз безуспешно пытался выдать какую-нибудь отговорку. Из всех его безумных отмазок сработала лишь одна — про кота, и то только потому, что Милакрисса сама пинками его сопроводила — вот что значит быть без ума от милых пушистиков. В итоге, сквозь время между этими тремя завязалась дружба, похожая на трёхколёсный велосипед. Шон служил передним колесом, а Милакрисса и Фрид были сплетены сзади, и каждого подобный механизм вполне устраивал: Шон не страдал от скуки и наблюдал за любимым пейрингом с первых рядов; Фрид — чересчур стеснительный перед нравившейся ему девушкой — обретал уверенность, ссылаясь на непутёвого и разгульного друга; а Милакрисса… с каждым днём расцветала всё сильнее. Словно фиолетовый крокус, проснувшийся ранней весной на заре — крупицы снега, медленно тая под лучами солнца, ослепительно блистали на лепестках цветка, делая его ещё красивее, ещё ярче.
Приближался день рождения Фрида, и перед ним впервые встал вопрос о том, как его провести. До встречи с Шоном он едва ли праздновал день своего взросления — небольшой тортик со свечами от родителей и семейное застолье, на котором родственнички болтали о самих себе, из-за чего Фрид как по обыкновению поднимался в свою комнату и играл в комп. Шон же стал вызволять его из башни и отводить в бары, кафешки, где куча незнакомых людей присоединялись к небольшому переполоху для поздравления друга. Однако теперь с ними была Милакрисса, и справлять день рождения подобным образом казалось ему слегка унизительным.
В попытках найти решение он первым делом, конечно, спросил совета у Шона, но тот неожиданно заявил, что не может вмешиваться в каноничные события влюблённой пары, и оставил все раздумья Фриду. Более того, из-за ухода одного из барменов в отпуск ему пришлось взять на себя больше смен, поэтому Милакрисса была единственной приглашённой гостьей, что поставило парня перед очевидным и реальным фактом — это первое свидание с Милакриссой.
Пару раз, выведывая желанный подарок, девушка вскользь спрашивала о месте проведения вечеринки, о количестве гостей, на что Фрид нервно смеялся и переводил тему. Однако чем ближе подступал день рождения, тем настойчивей она становилась, пока однажды и вовсе не поставила перед фактом:
— 17 ноября, то есть в эту пятницу, у тебя нет никаких планов. Ты идёшь со мной!
Поскольку Фрид так и не придумал, что делать в этот злополучный праздник, отказывать настойчивой возлюбленной было глупо. Хоть мысль о секретной вечеринке и горела неоновым светом в догадках, он принял её приглашение, не ожидая чего-то особенного, дабы в худшем случае не разочароваться.
В назначенный день, ближе к вечеру Милакрисса зашла за Фридом, что застало его врасплох. Ещё больше удивления в её появление привнес внешний вид: простое вечернее платье лавандового оттенка с аккуратным поясом, которое виднелось под её ежедневным полуоткрытым пальто, длинные осенние сапоги на каблуке и лёгкий на вид, но согревающий в меру шарфик, небрежно обмотанный вокруг шеи, — Фрид не знал, что кто-то может быть настолько красивым в этом мире.
— Что? — засмущалась Милакрисса. — Мне не очень идёт, да?
— Нет-нет, ты просто супер, то есть… Ты выглядишь просто супер великолепно! — не меньше краснел Фрид, путаясь в мыслях.
Стоя в неловкой тишине, оба неосознанно подумали о том, как в таких ситуациях им не хватало Шона.
— Ты ведь уже готов? — прервала молчание Милакрисса.
— Да… — ответил Фрид, посмотрев на свою повседневную одежду из кроссовок, джинсов и кофты с аляповатым рисунком.
Заметив его бегающие глаза, Милакрисса взяла Фрида за руку и потянула к себе, к выходу:
— Не волнуйся, — улыбнулась она. — Тебе не нужно быть нарядным — всё-таки это твой день.
Они сели в такси, на котором приехала Милакрисса, и направились в центр города. Фрид не имел ни малейшего понятия, что задумала его очаровательная