— Это всё, последняя, эй кто там обещал мне пива?

Магду Липке несли с эшафота, сама она идти не могла, вся спина её была располосована кнутом до мяса. А толпа смеялась, появились музыканты. Появились торговцы кренделями и сосисками, бочки с пивом. Кто-то стал расходится, а кто-то стал покупать еду.

— А что, — говорил отец Иоганн, — наверное, и поросёнок уже поспел.

— Да-да, — соглашался отец Иона, — должен поспеть.

После казни он, кажется, стал себя чувствовать получше.

Волков поехал в трактир, в телеге туда же поехали и святые отцы. Ёган, брат Ипполит и Максимилиан ехали с кавалером. Сыч остался на площади, обещал скоро быть, а Брюнхвальд исчез ещё до того как Магде Липке отрезали язык. Кавалер так увлёкся действием, что не заметил, как исчез ротмистр. Но кавалер знал, куда тот делся. Потому что с площади исчезла и вдова Вайс.

Было утро, Волков рассчитывал, что, как только святые отцы отобедают, он расплатится с трактирщиком, и уже сегодня они все отправятся дальше на юг, а в дороге им будут встречаться менее дорогие трактиры, чем тот, в котором они живут сейчас.

Кавалер не рассчитывал на поросёнка, у него был этот чёртов пост, попы даже не пригласили его за стол, чтобы не смущать. А поросёнок был очень аппетитный. Волков сидел над тарелкой проса на постном масле, и всё, что мог себе позволить, так это пиво.

И ещё он ждал бургомистра Гюнтерига с деньгами, а потом ему предстоял неприятный разговор с трактирщиком, кавалер даже предположить боялся, какую сумму ему выставит трактирщик. Монахи-то жили на широкую ногу. Спали в хороших комнатах, на перинах и простынях, а уж ели…

Бургомистр принёс положенные пятьдесят два талера. Попрощался. Был вежлив, хотя взгляд его говорил: век бы вас всех не видеть.

Настроение у рыцаря было плохое. Но делать было нечего, и он позвал трактирщика. Трактирщик Фридрих сел напротив него и сухо сказал:

— За всё с вас восемь монет и двадцать два крейцера.

— Что? Сколько? Да ты в своём уме? — удивляйся Волков, он, конечно, подозревал, что денег тут они потратят много, но не столько же!

Видимо, трактирщик был готов к такой реакции, он своей лапой приложил к столу лист бумаги, видно, грамотный был мерзавец и стал грязным ногтем водить по строкам, приговаривая:

— Первый день, комнаты господам, комнаты холопам. Еда господам, еда холопам и солдатам. Фураж лошадям. Вода и уборка лошадям — сами убирали, так я и не приписываю. За еду лишнего не беру, все, что дали вам на стол или солдатам вашим, вот тут записано. Вот все цены. И того за первый день постоя один талер двенадцать крейцеров.

— Талер, двенадцать! — морщился Волков. — Бандит ты.

— Да как же бандит, господин! — возмущался трактирщик. — Вы ж со святыми отцами и с вашим офицером пять хороших комнат занимали, все с кроватями, с перинами, с окнами. Комнаты на ночь вам топили все, а ещё холопов и солдат, да монахов почитай пять десятков всех без малого. А лошади! Отчего же бандит!

— Семь монет дам, не забывай, ты дело богоугодное делал, ты Святую Инквизицию приютил!

— Приютил, оно конечно. Уж вам тут неплохо жилось, — бубнил трактирщик. — Я и так для вас все цены на четверть скинул, а вы семь монет даёте!

И начался унылый торг, в котором каждый считал себя правым.

Закончился он к обоюдному неудовольствию сторон на сумме семь талеров и шестьдесят крейцеров.

Разозлённый трактирщик ушёл, а Волков в плохом настроении сидел за столом и пил пиво, но недолго, вскоре к нему за стол подсел Брюнхвальд. Кавалер сказал ему:

— Наконец-то, где вы ходите, Карл, нам уже скоро выезжать, пора грузить подводы и седлать лошадей.

На что ротмистр ему ответил недолго думая:

— Я не еду, Иероним.

Волков опешил, смотрел на него и не знал, смяться ли ему или орать, поэтому он спросил:

— Что значит, не едете? Мы, вроде как, договорились с вами, и вы, вроде как, работаете на меня.

— Я хотел просить вас об одолжении, я прошу отпустить меня. Мой сержант толковый малый, он сможет меня заменить.

Сержант был и впрямь толковый малый, но кавалера всё равно начало потряхивать, он бледнел от негодования:

— Карл, вы в своём уме? Что за шутки?

— Мне нужно остаться тут, — отвечал Брюнхвальд твёрдо.

— Из-за этой вдовы? Да вы в своём уме, ротмистр? Вы бросаете меня в начале дела. Из-за этой женщины? Карл, у вас треть бороды уже в седине, а вы ведёте себя, как безмозглый юнец!

— Мне нужно остаться тут, — упрямо повторил Брюнхвальд.

— Она вас приворожила! — догадался Волков. — Она точно ведьма!

— Она не ведьма, она добрая женщина и мягкая, она даже вас читает добрым человеком. Хотя никто другой про вас так даже не подумает.

— Она добрая и мягкая? — кривился кавалер.

— Да она добрая и мягкая, — настаивал Брюнхвальд.

Волкова так и подмывало сказать, что вдова настолько мягкая и добрая, что половина города побывало у неё под подолом. Исключительно по доброте душевной. Но благоразумно сдержался.

— Иероним, — продолжал ротмистр серьёзно, — с ней хотят расправиться. В городе куча мерзавцев, которые ненавидят её.

Волкова это ничуть не удивляло. Он готов был уже принять решение Брюнхвальда, к тому же он вдруг вспомнил, что по договору, ротмистр обходился ему в три офицерские порции, то есть один стоил как двенадцать солдат. И кавалер произнёс:

— Ну, что ж, раз так, то оставьте себе пару солдат покрепче, но жалования я вам с сегодняшнего дня больше не плачу.

— Я знал, что на вас можно положиться, мой друг, — как ребёнок обрадовался Брюнхвальд, — пойду, скажу ей, что вы меня отпустили.

Он встал из-за стола.

— Смотрите, что бы вас тут не зарезали, — сказал кавалер всё ещё недовольно.

— Я не позволю этим мерзавцам, — обещал ротмистр.

— Ну, будь по-вашему, ладно. Значит, вас заменит сержант?

— Да, вы ж его знаете, он толковый человек. А меня не зарежут, это ж бюргеры, я и не таких успокаивал. А сержанту я передам дела сейчас же.

— Напоследок скажите ему, что б командовал «сбор», пора собираться, кажется, святые отцы уже прикончили несчастного поросёнка.

Брюнхавльд встал, обошёл стол и вдруг обнял Волкова крепко и сказал:

— Спасибо вам, Иероним.

— Да-да, — отвечал кавалер растерянно, а сам думал: «Вот старый болван, радуется как ребёнок, ладно бы была стоящая баба, а то так — местная потаскуха, которую соседи забьют камнями, если им позволить. Хотя всё дело может быть в сыроварне».

Ротмистр ушёл, вернее, убежал даже, а Волков остался сидеть за столом с кружкой пива. И тут он вспомнил, что у него не так давно тоже была бабенка, которую местные считали шлюхой, и что ему даже пришлось проткнуть ляжку одному сопляку из-за неё на дуэли. Но то была благородная дама! Хотя тоже шлюха, как и вдова. Конечно, сравнивать хозяйку поместья и хозяйку сыроварни было нельзя, это разные женщины, хотя хозяйка сыроварни была чуть симпатичней. В общем, кавалер не пришёл к однозначному выводу, и позвал Ёгана.