— Звали, господин, — спросил тот.

— Сыч пришёл? — спросил Волков.

— Нет, пьянствует на площади с мужичьём. Там его все угощают. Он вроде, как палач!

— Собираться надо, а он пьянствует.

— Уезжаем?

— Да уж, быстрей бы, иначе разорит меня этот трактир. Скажи Максимилиану, чтобы доспех мой собрал. И коня пусть седлает, а ты сундук мой погрузи в большую телегу.

— Да, господин, — ответил Ёган уходя.

— И Сыча найди, — вслед ему кричал кавалер.

— Да, господин.

Волков лежал на лавке у стола, сгибал и разгибал колено левой ноги и прислушивался к ощущениям, нога, вроде, и не болела, но всё равно не давал чувствовать себя хорошо. Долго согнутой была — болела, мёрзла — болела, в седле долго ехать — опять болит. Он сел на лавке, вздохнул, взял тяжёлую глиняную кружку, допил последние капли пива.

Суета отъезда. Верховые лошади уже осёдланы, тягловые впряжены в телеги. Солдаты пришли, стали таскать нехитрый скарб монахов, грузить его в возы, и тут случилась какая-то заминка. Кавалер не прислушивался к разговором монахов и солдат и был удивлён, когда к нему подошёл монах из писарей и робко сказал:

— Господин, отец Николас просит повременить с отъездом.

— Чего? — Волков едва ли не подпрыгнул на лавке. — Что? Как повременить? Вы там в своём уме?

Он даже и мысли допустить не мог тут остаться, одна ночёвка в этом трактире обходилась ему в талер! Минимум в талер!

— Отец Николас просит предать, что отец Иона крепко занедужил, — мямлил монах.

Но Волков его уже не слушал, рискуя заработать боль в ноге, он выбирался из-за стола, так быстро, что опрокинул кружку рукой. Пошёл в покои монахов. У двери покоев отца Ионы толпились братья монахи, он их растолкал бесцеремонно, вошёл в покои.

Там был и брат Иоганн, и брат Николас, его монах, брат Ипполит.

Лицо брата Ипполита было серьёзно, аж брови сдвинул, он сидел на краю кровати и держал за руку брата Иону. Тот был лицом сер. Глаза полуприкрыты, на вид он и не дышал даже.

— Что с ним? — тихо спросил кавалер у отца Николаса.

— Хворь, он давно уже животом скорбен, — отвечал монах. — Ничего, оживёт ещё. Не впервой.

— Кони осёдланы, — напомнил кавалер. — Солдаты ждут.

— Подождут час-другой, как-никак, он прелат-комиссар, — блаженно рассуждал отец Николас. — Как лучше станет, так и поедем, а, может, и до завтра подождём.

Кавалер взял под локоть юного лекаря и поволок его в коридор, там, чтобы никто не слышал, спросил:

— Есть у тебя снадобье какое, чтобы дать ему, пусть он в телеге лежит да хворает.

— Нет, господин, — отвечал брат Ипполит, — боюсь, что никуда его везти нельзя.

— Нельзя?

— Нельзя, кровь у него пошла. Боюсь, в дороге только хуже будет.

— Кровь, какая кровь? — не понимал кавалер.

— Кровь пошла из заднего прохода, видно, кишка какая кровоточит, — объяснял молодой монах.

— Нажрался поросятины, — зло сказал рыцарь.

— Отцы говорят, он один половину поросёнка скушал.

— Вот-вот, — кивал Волков, который постничал уже не первый день. — И что лошадей распрягать?

— Распрягайте, господин, — сказал монах.

Волков пошёл вниз, велел лошадей распрягать. А потом сел за стол и заказал себе жареной колбасы и пива. Больше он не постничал.

Монахи так и толпились у покоев отца Ионы, солдаты бездельничали на дворе, а он ел колбасу с пивом. А затем попросил себе пирог.

А через час прибежал молодой монах из писарей и сообщил ему, что отец Иона почил.

Тучное тело монаха не без труда шестеро солдат вынесли из покоев, положили в гроб, он уже к вечеру был готов, а гроб донесли до телеги. И повезли в церковь на ночь. Для чтения псалтыря и отпевания. Читать взялись братия усопшего, отец Иоганн и отец Николас, также с ним пошёл читать и какой-то местный поп.

А Волков сидел в трактире чернее тучи и надеялся, что утром толстого попа похоронят. И сидеть в этом проклятом городишке им больше не придётся. Он с содроганием думал, что попы затею какой-нибудь траур на три дня, панихиду или траурную трапезу.

Единственное, что его утешало в этой ситуации, так это то, что изрядную зарплату Брюнхвальду платить уже не нужно. А, впрочем, если бы не эти изматывающие мысли о деньгах, он бы грустил. Отец Иона был неплохим человеком.

Так он и сидел мрачный, один за столом, пока не поднял глаз и увидел человека. Кавалер узнал его, это был слуга приболевшего барона.

— Что? — спросил Волков. — Твой барон хочет со мной поговорить?

— Истинно так, господин, — слуга барона кланялся.

— Скажи, зайду. Вечером.

Ему нужно было решать вопросы, вопросы эти были сплошь денежные, и их было много. А для этого он должен был точно знать, что будет дальше.

— Вечером, — повторил он, встал и пошёл в церковь поговорить со святыми отцами.

Отец Иоганн заметил его, оторвался от чтения и подошёл к нему:

— Пришли отдать дань?

— Да, и спросить. Нужно ли будет готовить поминальный обед? Или еще какие-то ритуалы.

— Наш орден, наследник рыцарского орден, и брата павшего мы провожаем пиром, даже во время поста. Но мы в курсе ваших затруднений, мы устроим пир у себя в монастыре, по приезду.

Кавалер кивнул и спросил:

— Нужно ли нам будет соблюсти дни поминовения, три или девять, прежде, чем мы двинемся дальше?

— Двинемся дальше? — удивился отец Иоганн. — Так как же мы двинемся дальше, если в комиссии нет прелат-комиссара? Нет, друг мой, мы возвращаемся. Дело закончено.

— Неужто вы не сможете заменить отца Иону?

— Да кто посмеет без благословения иерархов взять на себя крест сей? — отец Иоганн даже улыбнулся не к месту. — Нет таких храбрецов, что бы без благословения, самопричинно, отважились Трибунал возглавить.

Вообще-то Волков одного такого знал, может быть, из-за такого он сейчас находился не в славном городе Ланне, а в этой дыре под названием Альк.

— Так что ж, мне распускать людей? — спросил он.

— Конечно, иначе они вас разорят. Пусть добрые люди ступают домой. В Ланн, — говорил монах. — А мы после похорон, так тоже домой поедем.

«Вы все домой, в Ланн, а мне куда?» — думал кавалер, которому в Ланн нельзя было.

Впрочем, теперь он должен был отпустить солдат, иначе ему ещё и за следующий день пришлось бы им платить. И он, поклонившись праху отца Ионы, быстро прочёл молитву и поспешил обратно в трактир. Там он нашёл сержанта и сказал ему: