Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примерно двадцать четыре года назад она приехала, как обычно, в пору весенних каникул. Ей показалось, что Тэй немного оживился и обрадовался её приезду больше, чем обычно. Те несколько дней они разговаривали, даже смеялись. Время проходило легко и тепло. Что-то определенно изменилось.
В ночь перед своим отъездом, Нея лежала без сна, мысленно перебирая эти счастливые дни, как четки. Ни о чем большем она и мечтать не могла. Ей только было жаль, что завтра уезжать.
Она грезила о Тэйлоре, которого обожала почти сколько себя помнила.
Когда он появился на пороге её спальни, она даже не задумалась ни на секунду. Его приход был таким естественным после долгих лет и мыслей о нем. А на исходе ночи, когда она услышала еле слышное “любимая”, ей показалось, что вот прямо сейчас и умрет от счастья.
Утром она проснулась одна, гадая, что же теперь будет дальше. Однако, ничего не было. Нея, недоуменно вглядывалась в лицо возлюбленного, но ничего в нем и его поведении не говорило о том, что они были близки этой ночью.
Тэй Томас был сумрачен и только спросил, во сколько поезд, чтобы он успел собраться проводить её.
И тут до Неи дошло, что не “любимая” Тэйлор шептал в упоённом полузабытьи, а имя её сестры - “Оливия”.
Ничем не выдав разочарования и боли, девушка мило попрощалась и уехала, чтобы никогда больше не вернуться.
То, что Нея Эшли перестала приезжать, Тэй, погруженный в себя, заметил не сразу. Примерно года через три. Тогда он внезапно взволновался, стал считать: да, прошло три с половиной года.
Поняв, что что-то случилось, он вылез из своей раковины и организовал поиски Неи Эшли. Её удалось найти через полгода.
Она была замужем и воспитывала маленькую дочь. Веллори.
Тэй Томас допускал, что ребенок может быть плодом их единственной ночи. Но так как Нея была замужем, объявиться в её жизни не решился.
Он вернулся к своей жизни отшельника и раз в году осведомлялся, жива ли, здорова Нея.
Жалеть о чем-то было поздно. И только лишь когда Нея скоропостижно скончалась, он решил предложить Веллори переехать к нему. Просто чтобы отдать ей все, что у него есть.
Я проговаривала про себя рассказ Тэя Томаса, дополняя его своими чувствами и что-то добавляя от себя, что могла бы сказать Оливия или подумать моя мать Нэя.
Мне было невыразимо жаль всех троих.
- И вот теперь я не знаю…- закончил Тэйлор Томас свой печальный рассказ, перед тем, как я уложила его спать, накапав каких-то мятных капель. Они должны были успокоить его.
- Не знаете, племянница я вам или дочь, - закончила я за него, - отдыхайте, вам нужно поспать.
- Я пойму, если ты тоже ко мне не вернешься, - прошептал старик.
А я вышла.
На крыльце в кресле я провела, наверное, несколько часов. А потом услышала неуверенные шаги позади себя и поняла, что окоченела.
Тэй Томас остановился за моим плечом и спросил неуверенно.
- Что ты будешь делать, Веллори? Что ты решила?
Поднявшись, я сдернула с себя плед и накинула на его худые плечи.
-Разогрею завтрак и мы с вами пообедаем. А потом будем решать, как жить дальше.
Старик поднял на меня красные воспаленные глаза и виновато улыбнулся.
- Такая же милосердная… как твоя мать, - с трудом проговорил он.
Глава 17
После визита нотариуса, на котором настоял дядя Тэй, сомнений не осталось - денег в свободном доступе осталось совсем немного. Возможно, на пару месяцев скромного существования. Еще было немного ценных бумаг, которые дядя тут же велел продать. Впрочем, это не сильно меняло ситуацию. В любом случае полгода на плаву ничего не решали.
- Ну, может, мне и недолго осталось, - туманно промолвил дядя, устремив взгляд к потолку. Я проследила за его взглядом и увидела, что резные балки затянуты паутиной и покрыты пылью. Отрицательно помотав головой, я ответила:
- Никаких недолго! Что это вы удумали? - а затем обратилась к нотариусу - чопорному гражданину неопределенного возраста: - Скажите, а дом по документам числится как отель? Можно его эксплуатировать, если мы примем это решение?
Нотариус кивнул и зашелестел бумагами, чтобы найти необходимое подтверждение. А дядя Тэй подскочил и замотал головой, одновременно размахивая руками.
- Веллори, нет! Об этом не может быть и речи! Одни несчастья от этого отеля… - в его глазах был неподдельный страх, а голос срывался.
Нотариус перестал шуршать бумагами и флегматично ждал дальнейших распоряжений.
- Дядя, но почему? - я тоже невольно поднялась, и теперь мы оба ходили по холлу туда-сюда, иногда останавливаясь друг перед другом.
- Если бы Оливия не устроила здесь этот постоялый двор, возможно… - старик замолчал, как будто у него перехватило дыхание.
Я поняла, что он хочет сказать. Вполне понятные страхи, тяжелые воспоминания.
- Хорошо, - я сделала паузу, думала, - есть два пути. Или я начинаю заниматься восстановлением отеля, и мы пробуем наладить его работу, или через несколько месяцев вам придется продать дом.
Дядя, наверное, хотел возразить. Открыл рот и закрыл его, не найдя слов. Кинув на меня взгляд, сердитый и беспомощный, он повернулся и прошаркал в свою комнату, хлопнув дверью.
Мы с нотариусом переглянулись.
- Хотите чаю? С яблочным пирогом, - предложила я ему.
Мужчина подумал несколько секунд и согласно кивнул. Как только я поднялась, послышалось характерное шарканье, и показался дядя Тэй. Взволнованный и взъерошенный.
- Веллори, пусть будет по-твоему. Так или иначе, всё здесь принадлежит тебе, ну или будет принадлежать, это не важно. Распоряжайся, делай что считаешь нужным. Здесь я прожил свою никчемную жизнь и умереть хочу тоже здесь.
- Да живите сто лет, дядя Тэй! - воскликнула я, обрадованная тем, что не пришлось уговаривать его долго. - Обещаю вам, что никуда не денусь. Ну вот, честное слово.
Старик шумно шмыгнул носом и отвернулся, пряча глаза. Только сейчас я увидела в его руке огромную связку ключей самого разного размера. Дядя протянул связку мне.
- Хорошо, детка. Занимайся. Ты права, а я просто старый замшелый пень, не слушай меня.
Нотариус откашлялся.
- Мистер Томас, вы сами будете контролировать деятельность, расходы и доходы?
Дядя махнул рукой.
- Боже упаси. Составьте доверенность на Веллори, сейчас же и подпишем. Никаких отчетов не нужно.
Нотариус недоверчиво покосился на меня, словно сомневаясь, не окрутила ли я старика, не