просто настроение хорошее. А если и поймаешь на вранье – то не факт, что по нужному вопросу.

Разозлился. Просто озверел! Дотошно пролез всё их хозяйство – от и до, составил подробный список незаконных построек и опись всего, на что не нашлось документов: велосипеды, телевизоры, разобранный движок от Волги, три большие кипы полутораметровых отрезков арматуры – чего там только не было! Казалось, и самого чёрта найти можно! А мопед, тот самый, серебристый, с расписанным языками пламени бачком и обклеенной монетками рамой, Андрей вообще изъял. И тут уже Димитр, рослый цыган лет под тридцать, старший брат Юраша, кстати, кинулся с уговорами:

– Оставь, начальник, купил я его, клянусь! Племяннику подарил на день рождения! Не забирай!

Андрей усмехнулся: племяннику тому, было лет пять-шесть.

– Документ купли-продажи имеется?

– Какой документ, начальник? Договорились, по рукам ударили, и всё!

– Ну вот приводи в участок бывшего хозяина и свидетелей сделки, будем разбираться на месте!

Голова шла кругом от гама и безумной суеты вокруг. От незнакомой речи и смешков в спину, от дымного костра и неотступно следующего по пятам брехливого пса. Это всё раздражало так сильно, что Андрей уже почти готов был понять неприязнь к цыганам местных. Уходя, безо всяких вежливостей пригрозил Бахтыру:

– Учти, не будешь держать своих в узде, лично выживу вас отсюда, ясно? Правы, не правы – время покажет, когда перестану закрывать глаза на вот это всё! – обвёл хозяйство руками. – Вы у меня дождётесь!

Мопед оказался неисправным, поэтому пришлось катить его самоходом. Сначала немного вниз под горку – ещё ничего, но потом по затяжному подъёму наверх… Пока поднялся, весь был в мыле и тополином пухе. Хотелось просто скинуть железку в балку и забыть, но приходилось действовать по закону, и это ещё больше злило.

Да и вообще, ощущение было какое-то дурное, словно над головой сгущаются неведомые тучи. А тут ещё Краснова эта… С утра даже не глянула. Демонстративно вежливо поздоровалась, разулась и сразу к детям. И сколько не сверлил он её взглядом – ноль внимания. Аукнулась вчерашняя «романтика» под зонтом? Чёрт её знает, эту Краснову, чего ей вообще надо! То миниюбки и чуть ли на шею не вешается, то на хромой козе не подъедешь. Семь пятниц на неделе.

Хватит! Сегодня вечером, если не даст полный расклад по всем имеющимся у него к ней вопросам – может быть свободна на все четыре стороны. Тёмку, пока не найдётся новая нянька, можно оформить в профилакторий при интернате, а Маринка и в лагере летом поживёт, ничего с ней не сделается.

Окончательно замучившись с мопедом, рискнул сунуться в автобус. Пришлось, конечно, воспользоваться служебным положением, чтобы сильно потеснить пассажиров задней площадки, но и дело пошло веселее. Однако, немного не доезжая до бульвара Согласия, неожиданно увидел в окно Оксану. Она стояла возле автоматов с газировкой в компании Тамарки Ворончак. Мило так беседовали и, судя по всему, развлекались гаданием. Но главное – при Красновой не было детей!

Из-за толчеи в автобусе стребовать с водителя экстренную остановку не получилось. Пока суд да дело – остановились, как положено по маршруту, аж за углом Промтоварного.

Выскочив на улицу, Андрей прикинул: до автоматов с газировкой было минуты четыре пёхом. С мопедом – все десять. Строго потребовав у бабки, торгующей семечками, присмотреть за мопедом и, прислонив его к столбу, поспешил к Красновой. Однако, когда дошёл до места, там не было уже ни Оксаны, ни Тамары. Зато «работал» её сын, Стёпка Ворончак, выцыганивая у прохожих деньги на газировку.

Андрея Стёпка прекрасно знал и ни в жизни бы в руки не дался, поэтому пришлось идти на хитрость и, пользуясь услугой прохожего, ловить пацана на живца – монетку. И едва мелкий, попав в лапы толстого усатого дядьки, заверещал, как сразу показалась и Тамара.

– Ну ладно, ладно, вот она я! – раскинув руки, только что не смеялась она. – Выходи, начальник! Спрашивай уже про свою головную боль!

Андрей в гадания не верил, но именно Тамару невольно сторонился – ходили про неё слухи, и даже соседи по посёлку, которые в принципе недолюбливали цыган, хаживали к ней за предсказаниями. Вот и теперь… Что она имела в виду?

– Снова ребёнка попрошайничать заставляешь, Тамара? И сама опять к прохожим с ересью своей пристаёшь? Не иначе, к мужу, в участок, захотела?

– А меня не за что! Ты меня за руку на воровстве не хватал, заявления тебе на мой обман никто не писал. Ну и зачем тебе лишние хлопоты?

Андрей нахмурился. Всё она верно говорила – связываться с нею не было ни нужды, ни охоты.

– А Юраш пусть посидит, – беззаботно расплылась она в улыбке. – Перед дальней дорожкой, говорят, полезно!

То ли шутила, то ли говорила серьёзно – не поймёшь. Тамара была невысокая и тонкая, выглядела лет на восемнадцать, хотя на самом деле ей было двадцать три. Она была на три года старше Юраша и, выходя за него в свои семнадцать, уже была вдовой.

– Перед какой ещё дальней дорожкой? – напрягся Андрей. – На этап намекаешь? Хочешь сказать, что он действительно виноват в краже?

– Нет! Он не в краже виноват, а в том, за что не сможет больше в таборе оставаться. Ему теперь как ни крути, а уходить придётся. Время его пришло.

– Это в чём же?

– А вот это тебя не касается, начальник, это наши ромские дела! И вообще, ты же не за этим сюда пришёл, да?

Андрей словно очнулся. Выпустил руку рвущегося прочь Стёпки.

– Иди отсюда, Тамара! На вас в посёлке и так косо смотрят, не хватало ещё, чтобы и на город перешло. Лучше о муже побеспокойся.

– Ох и любишь ты, как я посмотрю, чужими жёнами командовать! – хитро щурясь разноцветными глазами, рассмеялась она. – Со своей бы для начала разобрался! Глядишь, и о чужих голова бы болеть перестала, а?

Возвращаясь к остановке, Андрей был чернее тучи. Навязчиво преследовало ощущение, что последние слова Тамары были вовсе не про неё с Юрашем. Но тогда, что они значат? Разобраться со своей женой – это с Иркой что ли? А чего с ней разбираться – с глаз долой из сердца вон. Её даже дети уже забыли, и это был полностью её выбор. Или Тамара намекала на то, что пора бы развестись официально? И что, тогда перестанет болеть голова о Красновой?

Опа! Никто за язык не тянул, сам себе в этом признался… Раздражённо фыркнул сквозь зубы. Попался на цыганские байки как деревенский