— Зачем ты себя насилуешь? Чтение — это же не свойственная тебе функция организма.

— А мне нравится, — говорил Штангист. — Даже больше, чем газета «Спид-инфо».

Аспирант принимал у меня документы, выдавал новые, записывал файл на диск и в ноутбук. После этого Штангист протискивался к компьютеру и просил:

— Дай, я нажму. Дай, я.

Аспирант улыбался. Пропускал Штангиста к клавиатуре. Тот прицеливался, жал толстыми пальцами «Shift-Delete» и страшно веселился, когда файл исчезал.

Сразу скажу — несмотря на таких работодателей, я всё успел сделать к сроку. Успел, несмотря даже на то, что устроил себе четыре выходных дня. Тридцатого ноября я сдал им последнюю главу эпопеи. Первый её том состоял из двух частей и назывался «Путь наверх», второй — тоже двухчастный — «Жизнь наверху». Название книге дал я — для смеху, — но оно прошло на ура!

Вручая мне очередные пятьсот баксов за ноябрь, Аспирант сказал:

— Давно хочу сказать. Название Шефу понравилось особо, и он просил вам это передать.

После такой высокой оценки самого Шефа я уже не мог пойти на попятную и изменить название.

Теперь мне осталось только ждать. И ждать мне осталось недолго. Рано утром шестого декабря я уезжал. А перед отъездом ты попадаешь в такой период нежизни, что ли. Ты уже не живёшь здесь и ещё не живёшь там. Тебя уже ничего не связывает с этой жизнью и ещё ничего не связывает с той. Ты — в ожидании. Когда эта жизнь уйдёт, а та, иная, настанет.

«Ну, кинут, так кинут, — думал я, ожидая. — Как бы там ни было, а три тысячи я положил на карточку, и Эля их уже сняла. Три тысячи — это ведь огромные деньги».

Но волновался я зря. В тот же день Шеф мне позвонил. Вернее, он позвонил уже завтра, в час ночи. Похоже, это излюбленное время шефов всех времён и их приближённых.

— Александр Семёнович? — сказал он.

— Да, это я, — сказал я.

— Читаю свою книгу — он сделал многозначительную паузу, — и плАчу! С вами уже расплатились?

— Пока нет, — сказал я.

— Сейчас расплатятся. И если у вас когда-нибудь возникнут какие-либо проблемы — обращайтесь. Помогу, чем смогу.

Хотел я тут же попросить у него телефончик, да раздумал. За ненадобностью.

Через десять минут в мою дверь кто-то застучал. Не то кулаками, не то ботинками.

— Открой, пала, это Штангист.

Я открыл.

Штангист, как обычно, прошёл в спальню, сел на мою постель штанами, вынул из кармана пачку зелёных денег и стал от неё отсчитывать. Отсчитал пятнадцать бумажек, остальное вернул в карман.

— Пересчитай.

Я пересчитал.

— Спасибо.

— Вам спасибо, пала, — сказал Штангист и: — Ну, теперь-то, — сказал, — выпьем?

— Теперь давайте, — сказал я. — Теперь можно. А чего это вы со мной на «вы»?

И тут Штангист сказал:

— Хорошо пишешь, пала. Уважаю.

И ещё он сказал:

— Меня Петей зовут. Петром.

Напились мы с ним в эту ночь — как свиньи! Утром я полез в карман за сигаретой и обнаружил там телефон.

Я позвонил Штангисту. Он сказал:

— Ну напились мы с тобой — как свиньи, я ничего не помню!

— Зато будет, что вспомнить в старости, — сказал я и сказал: — Вы забыли забрать у меня телефон.

— Да оставь ты его себе, — сказал Штангист. — У нас этих телефонов — как грязи.

Отъезд ещё только где-то там маячил, работа над юностью Шефа была в полном разгаре, а мне уже хотелось со всеми прощаться. Меня прямо зуд прощальный охватил и терзал. Но в городе ни с кем прощаться было нельзя. Да особенно и не с кем мне было в городе прощаться. А если прощаться с кем попало, через неделю о твоём отъезде будут знать все кому не лень. А я же держал это в страшной тайне. Слишком мне хотелось получить заработанное. И в газетке доработать тоже хотелось. Опять же из-за денег. Пропади они пропадом.

И я решил, что нужно съездить в Москву. Всё равно я собирался туда перед отъездом. Не мог же я уехать, не попрощавшись с друзьями. Все главные, так сказать, друзья — ну, кроме Колючего и ещё буквально двух человек — у меня в Москве. Уже больше двадцати лет я тут, а они — там. Может, потому столько лет мы и ходим в друзьях, что видимся не часто. И не из-за чего нам ссориться, и не успеваем. А может, и другая тому причина.

Я собрался выехать в воскресенье, после сдачи очередных глав тетралогии, а вернуться в четверг. И за три дня навалять то, что должен был писать неделю. С газеткой всё тоже складывалось. Поскольку в понедельник номер уходил в типографию, и сама собой образовывалась некоторая пауза, регулярный запланированный передых. Что касается сайтов, то их в качестве веб-мастера вёл Санька и его познаний в русском языке вполне хватало, чтобы вместо меня отредактировать срочные материалы. А несрочные — четыре дня полежат, не прокиснут.

В субботу позвонила Эля:

— Ты там не очень, — сказала, — прощайся. Будешь приезжать. Все приезжают и ты будешь.

Я обещал ей прощаться не очень.

Москва встретила меня с распростёртыми объятиями, но излишне официально. Как только я вышел из вагона, ко мне подошли два ярких представителя государственной власти. В смысле, пара вокзальных ментов. Знаете, бывают вокзальные проститутки, а бывают вокзальные менты. Так вторые гораздо хуже.

— Ваши документы, — сказал один мент.

Я дал ему украинский загранпаспорт с трезубцем на обложке. Он долго его изучал сам, затем показал напарнику. Сказал: «Ты смотри, хохлы дают — и загранпаспорта у них есть, ну прямо как настоящие».

— Ваша регистрация? — спросил он уже у меня.

— Я же только из вагона вышел.

— Ваш билет?

— В паспорте.

Он нашёл билет и довольно долго его читал. Закрыл паспорт:

— Имя!

— Моё?

— Ну не моё же.

— Александр.

— Отчество!

— Семёнович.

Мент подумал, о чём бы таком ещё спросить, чтобы я раскололся. Ничего путного не придумал и со словами «ну ладно» паспорт мне вернул.

Весь первый московский день я занимался тем, что собирал гонорары. Скопившиеся за полгода моего здесь отсутствия. И со сберкнижки тоже снял я почти все деньги. Зачем мне здесь деньги на книжке, если я не знаю, когда попаду сюда в следующий раз?

После сбора урожая я сказал Игорю:

— Где бы нам посидеть? Чтобы и хорошо, и по карману. В смысле, по моему карману.

Игорь сказал: