– Не виделись?

– Виделись.

Я набрала полную грудь воздуха.

– Простите, не понимаю. Вы постоянно беседуете по телефону, но не знаете друг друга. На вопрос: «Не встречались?» – вы ответили: «Нет», а потом сказали: «Виделись». Зинаида Львовна в больнице, состояние ее тяжелое. Заболела она после разговоров с одной женщиной. Мы ищем эту даму. Увидев, как часто вы беседуете с Комаровой по телефону, мы решили, что вы и Зинаида Львовна близкие подруги.

– Нет.

– Почему тогда вы все время общаетесь? – удивилась я.

– По учебе. Нельзя никого знать. Даже себя не знаешь. Это философия.

Я собрала в кулак все свое терпение.

– Вероника Гавриловна, Зинаиде Львовне совсем плохо.

– Да.

– Много лет назад у нее пропала внучка. Сейчас кто-то звонит Комаровой и называется ее именем.

– Да.

– Так вы слышали об этой истории?

– Нет.

– Зинаида Львовна ничего вам не говорила?

– Нет.

У меня лопнуло терпение. Чтобы не сказать странной даме слова, о которых потом пожалею, я встала.

– Спасибо за беседу.

– Да.

– До свидания.

– До свидания, – эхом повторила хозяйка кабинета.

Вне себя от злости я вышла в коридор и увидела Марфу со сладкой улыбкой на устах.

– Поговорили? – вкрадчиво осведомилась управляющая.

– Ваша сестра не очень разговорчива, – не выдержала я.

– Кто тут Марфа? – раздался пронзительный голос.

Матвеева, мигом забыв обо мне, ринулась на зов. Я медленно пошла за ней. Нет уж, пусть Собачкин сам беседует с очаровательными сестричками. У меня на них не хватает терпения.

В холле я увидела женщину в черном пуховике, сразу поняла, какая фирма выпустила его и вроде неприметные сумку и сапоги тоже.

– Если вы еще раз позвоните моей матери… – угрожающе сказала дама.

– Душенька, как вас зовут? Давайте покажу вам нашу школу, – стала привычно щебетать Марфа, – у нас потрясающее предложение…

Посетительница вынула телефон.

– Мальчики! У меня проблема.

Дверь на улицу распахнулась, появились двое парней в темных брюках и просторных куртках. Куртки были расстегнуты, из-под них виднелись лацканы пиджаков, белые рубашки и темные галстуки.

– Она меня перебивает, – пожаловалась дама.

Один из охранников придвинулся к ресепшен и четко произнес:

– Нельзя прерывать Эмму Леонидовну.

– Не буду, – пискнула Марфа.

Дама кивнула.

– Мудрое решение. Если еще раз какая-нибудь вонючка из вашего притона наркоманов попытается связаться с моей мамой, чтобы втянуть ее в свою секту, то!..

Дама прищурилась.

– Одна моя просьба мужу, и ваша шарашкина контора взлетает на воздух. Понятно?

– Кто ваша мамочка? – проблеяла Марфа.

Дама положила на стойку визитку.

– Она больше сюда не придет. Конец истории! Ясно?

Марфа кивнула, посетительница вышла на улицу, я бросилась за ней.

– Эмма Леонидовна!

Дама остановилась, окинула меня взглядом и сказала:

– Слушаю.

Охранники уставились на меня холодными глазами.

– Все в порядке, – махнула рукой их хозяйка. – Чем могу помочь?

Я начала вдохновенно врать:

– Моя тетя, уже не очень молодая, стала посещать эту школу…

Эмма вскинула брови.

– Мерзавцы! Что вы о них знаете?

– Ничего, – честно ответила я, – кроме того что сообщает на ресепшен Марфа. Но она говорит без умолку. В потоке ее слов невозможно ничего понять.

– Речь рекой льется, но в результате тебе ничего не сказали, – усмехнулась Эмма.

– Точно, – обрадовалась я, – извините, я случайно услышала ваши слова про мать и поэтому рискнула вас остановить. Тетя моя попала в больницу. Она себя прекрасно чувствовала, а после занятий в «Школе аромата» заболела.

Эмма показала на небольшой ресторанчик, который располагался в соседнем доме.

– На улице холодно. Давайте выпьем кофе. Я про болото, где мошенники сидят, много интересного выяснила. У нас с вами одинаковые пуховики.

– Купила его в Париже прошлой весной на распродаже, – призналась я, – приближалось лето. Но он кушать не просит, висит в гардеробной. Жаба душила его зимой за полную стоимость приобретать.

Эмма рассмеялась:

– Аналогично. Только я свою обновку в стоке отрыла. И ведь есть деньги, а кошелек не могу расстегнуть. Госпожа Бородкина жадная!

– Не жадная, а рачительная, – поправила я, – меня более чем скромный достаток в детстве приучил к аккуратному обращению с деньгами.

Эмма открыла дверь ресторана.

– Как вас зовут?

– Даша Васильева, – представилась я.

– Отлично, сейчас выпьем кофейку, – улыбнулась Бородкина.

Мы устроились за столиком, и Эмма начала разговор:

– Алевтина, моя мама, день и ночь работала. Одна меня поднимала, муж куда-то пропал, когда я родилась. Образования у нее особого не было, поэтому трудилась за копейки. Мама мечтала, чтобы я в университет поступила, диссертацию защитила, замуж выгодно вышла. Я ее программу выполнила. Глеб, супруг мой, тещу обожает, мамой называет. Он бизнесмен, проблем с деньгами у нас нет, сразу сказал матери: «Хватит за две копейки в регистратуре поликлиники сидеть. Увольняйся». Мама чирикнула: «А моя зарплата? А пенсия?» Но с Глебом спорить даже я не берусь. Аля осела дома. Сначала она в восторге была, спала до десяти, ходила по театрам, концертам, выставкам. Года два так было. Потом ей культурная жизнь приелась, оказалось, что приличных коллективов с талантливыми актерами мало. В кино то убийства, то секс, то черти скачут по экрану, а ей это не нравится. Певцы разочаровали, телевизор опротивел. И что делать? Глеб купил ей компьютер, нанял человека, тот объяснил, как им пользоваться. Мамуля вдохновилась. Сейчас она в Сети свободно плавает, инстаграм завела, какие-то конкурсы устраивает. И слава богу, пусть чем хочет занимается, только не тоскует. Потом она вдруг сказала: «В Москве есть «Школа аромата», там учат делать духи, мыло, шампуни. Очень хочется позаниматься». Глеб обрадовался: «Мама! Конечно! Сделаете нам с Эммой эксклюзивный парфюм! Суперидея». Аля стала слушать лекции, потом зарегистрировалась на семинары, на какие-то мастер-классы. Нам бы тогда насторожиться. Но повода не было. Мы с мужем только радовались. Мама помолодела, глаза блестят, веселая, песни под нос напевает, энергии через край.