Я разогнался, чтоб побыстрей проскочить магазин: вдруг пацаны еще там.

– Стой! Дяржы яго!

Я повернулся. С теми пацанами был еще один – на мопеде. Он поехал за мной, остальные бежали следом. Справа начиналось кукурузное поле.

– Ну-ка, стой! Щас буду таранить! – орал пацан на мопеде.

До поворота к Рабочему осталось метров пятьсот. Пацан на мопеде уже меня догнал и ехал рядом.

– Тормози! – крикнул он и толкнул меня.

Я упал вместе с великом в кукурузу. Пацан остановился, слез с мопеда, подошел.

– Можаш у…бывать. Тольки велик астау нам. – Он захохотал.

Подбежали остальные.

– Э, хуля ты утякау?

Пацан в желтой майке стукнул мне кулаком в живот.

– А велик – ничога, да? – Другой пацан потрогал брызговик с катафотами. – Аткуда столька катафотау? У каго попер?

– В «Спорттоварах» продавались…

– Не гони.

– Карочэ, снимай усе катафоты и брызгавик – и можаш ехать. Паняу? – Пацан в желтой майке схватил меня за рубашку, тряхнул, отпустил. Я расстегнул «кобуру», вынул универсальный ключ.

* * *

Леша и Наташа, обнявшись, сидели на диване и смотрели телевизор. Шел фильм с субтитрами – «Здравствуйте, я ваша тетя».

– Чего ты такой грустный? – спросила Наташа.

– «Кресты» в Тишовке катафоты поснимали. И брызговик.

– Я тебе говорила – не езди туда один…

– Леха, пошли, со мной сходим – найдем их…

Леша глянул на экран, потом – на меня.

– Кого – их?

– Ну, «крестов» этих. Здесь недалеко – пятнадцать минут пешком. Или можем поехать на велике – ты на седле, а я на багажнике или на раме…

– Знаешь, Игорь, что я тебе скажу? Такие проблемы надо решать самому. Да, я могу с тобой пойти, а что это даст? Ну, вернем мы, допустим, твои катафоты – если, конечно, вернем. Может, они их уже сбыли. А если и нет – вряд ли они там сидят и ждут, когда мы придем. Надо научиться за себя стоять. Если поставишь себя так, что можешь защититься, то никто и никогда тебя не тронет…

– Тебе легко говорить, – перебила его Наташа. – Ты дзюдо занимался пять лет. Конечно, ты мог за себя постоять…

– Да, занимался, но это – не главное. Если проигрываешь в силе, надо головой работать. Сила – не только в руках, но и здесь. – Он потрогал пальцем лоб. – Найти такие слова для этих «крестов», чтобы они тебя не тронули. Понял?

Я кивнул.

– И нечего расстраиваться из-за всяких катафотов. Говно это все, выпендроны.

– Иди поешь чего-нибудь, – сказала Наташа.

Я зашел в ванную.

В зале Наташа негромко сказала:

– Ты это ему специально наплел, потому что не хотел с ним пойти? Скажи мне честно, я тебя пойму…

– Нет, я действительно так думаю. Пусть учится стоять за себя. Думаешь, меня никогда не обували? Всякое бывало…

* * *

– У нас в школе создадут общество трезвости, – сказала мама. – Приказ пришел из районо: в каждой школе должно быть общество трезвости…

Мы втроем сидели на диване – я, мама и Наташа. По телевизору шло «Время».

– …прямо на педсовете завели разговор – чтобы выбрать председателя. Селецкая предложила военрука – Семена Сергеевича, а он – ни в какую. Говорит: я употребляю.

– Что, алкоголик? – спросила Наташа.

– Ну, не алкоголик, конечно. Если бы был алкоголик, то в школе его бы никто не держал. Так, выпивает, наверно… Раз сам говорит.

– И кого потом выбрали? – спросил я.

– Ты что, всех учителей в маминой школе знаешь? – Наташа засмеялась.

– Нет, просто интересно…

– Выбрали физкультурника Гомонкова.

– Он что, не пьет вообще? – спросила Наташа.

– Не знаю. Может, и пьет. Но не отказался же…

– И что, всех учителей заставят вступить?

– Этого еще точно не знают. Как районо распорядится…

Щелкнул замок. В прихожей послышался шум. Папа заглянул в зал, оперся рукой о косяк двери.

– Ну, куда ты в ботинках? – сказала мама.

– Ладно… Спокойно… Все будет как надо…

* * *

В окно бабушкиной кухни был виден двор соседей, Боголюбовых. Юлька – она училась в третьем классе – подбрасывала вверх котенка и ловила. Боголюбовы держали двух котов и кошку. Раньше был еще третий, но его какие-то малые повесили на дереве у забора ремзавода.

Бабушка положила мне толстый блин, намазанный маслом, разрезала на четыре части. Я взял один кусок, стал жевать.

Стукнула дверь в прихожей, зашел дядя Жора в старых вытертых джинсах, внизу подшитых кожей, чтоб не протирались, и черном штроксовом пиджаке, с «дипломатом». Он поставил «дипломат» на пол, пожал мне руку.

– Ну, как дела? – спросил он и придвинул стул к столу.

– Какие у нас могут быть дела? – сказала бабушка. – Ты сам знаешь: с утра до вечера в огороде. Ты ж не придешь, не поможешь…

– Ты все прекрасно понимаешь, мама. Я давно сказал, что заниматься огородом надо в меру сил и интереса. Парник накрыть, картошку выкопать – это я всегда готов помочь. А в земле копаться – это не мое… А молодое поколение как поживает? – Он подмигнул мне.

– Учеба началась…

– Что-то ты без радости об этом говоришь…

– А какая может быть радость?

– Что, совсем все неинтересно? Ни один предмет не нравится?

– Не-а.

– Это плохо. Хотя и от учителей зависит. В основном от них.

Бабушка поставила дяде Жоре тарелку, положила блин – такой же, как мне.

– А у меня кое-что есть к блину. – Дядя Жора встал, наклонился к «дипломату», вынул две бутылки «Жигулевского» с желтыми наклейками. – Пиво будешь? – спросил он у меня.

– Ты что, рано ему еще пиво, – сказала бабушка. – Тем более сейчас… Воюют же, чтоб не пили…

– Немного можно, – сказал дядя Жора. – Давай два стакана.

Бабушка поставила стаканы на стол. Дядя открыл бутылку, налил мне половину, себе – полный. Мы чокнулись. Я отпил. Мне не особо нравился горький вкус пива, но раз все его пьют, значит, что-то в нем есть такое.

– Что у тебя слышно с квартирой? – спросила бабушка.

– Пока ничего. Ты же знаешь нашу систему – пока лет десять не простоишь на очереди, ничего не будет. Это как минимум – десять. Особенно, если эта очередь в районо…

– И что, так и будешь все время в общежитии? А почему ко мне не хочешь перейти? Комната свободна все равно, места хватит…