— Вы правы, Гаспари. Поговорим об этом позже, в более подходящей ситуации.

Тем не менее молчание Корто никак не выходило у Ренальдо из головы.

* * *

Солнце осветило горизонт Лондона с восточной стороны, когда Ренальдо вернулся в свой пышный особняк недалеко от Белгрейв-сквер. Граф направился прямо в кабинет — на этот раз не попав шляпой в глобус пятнадцатого века. Извлекая из письменного стола станцию, Ренальдо включил сеть и отступил назад, ожидая, пока мощные компьютеры примутся за работу. Всю ночь он безуспешно пытался сосредоточиться на развлекавших их с Гаспари куртизанках — хотя, по совести говоря, там было на что посмотреть. Однако более важные заботы не позволяли получить полное удовольствие. Теперь он мог наконец всецело заняться распределением финансов, которые ему потребуются, чтобы завладеть звездным огнем „Юлий Цезарь“.

Впрочем, окончательной цены Ренальдо так еще и не узнал. По-прежнему поддразнивая его, Гаспари открыл лишь одно: доступ к драгоценности имел он — и только он. Ренальдо понимал, что это правда. Жадный аристократ Гаспари никогда не заявлял, что не мог доказать, — особенно когда дело касалось крупных сумм.

Выходит, прежде чем Ренальдо наконец вступит во владение сокровищем, из рук в руки перейдет огромная масса наличных денег. К счастью, не оставалось сомнений в том, что Гаспари обратился к Ренальдо первому. Теперь речь шла только о деньгах — и о быстром доступе к ним.

Когда станция ожила, граф довольно улыбнулся. Мурлыкая мотив из вечернего „Хора ангелов“, Ренальдо примостился на краешке кресла и просмотрел списки сообщений, разыскивая среди них послание от своего „композитора“.

Хмурясь, граф бесплодно вглядывался в экран, изучая каждую колонку, на случай, если сообщение ошибочно попало не в тот раздел.

Снова никакого результата…

— Проклятие, — выругался Ренальдо сквозь зубы — Черт бы его побрал!

Сейчас отсутствие новостей было плохой новостью Он взглянул на часы К утру работорговец опоздает с посланием на полные шесть дней. Набрав в грудь побольше воздуха, граф еще раз углубился в список поступившей информации.

Ничего…

Ренальдо охватило отчаяние Каждый день пути умирало определенное число рабов. Снаряжая такой корабль, приходилось раскошеливаться на определенные средства жизнеобеспечения: продукты, обработка отходов и тому подобное. Все это дорого стоило. Разумеется, оборудуя невольничьи суда, думали не об удобствах, а лишь о том, как сохранить жизнь рабов при самых низких затратах. Во-первых, требовалось знать, какую примерную прибыль можно ожидать от „среднего“ раба, во-вторых, подсчитывалась приблизительная общая стоимость груза. Это число, поделенное на стоимость корпуса корабля-работорговца (с учетом новых средств жизнеобеспечения), давало суммарный выигрыш. Чем больше было это число, тем больше маршрутов приходилось сделать, прежде чем инвестор чувствовал выгоду. Смысл работорговли и заключался в скором получении прибыли.

В свою очередь, чтобы ускорить этот процесс, обычно экономили на дорогостоящем оборудовании жизнеобеспечения на борту, хотя и сознавали, что определенный процент груза не достигнет конечного пункта назначения. Приходилось как следует все взвесить, улучшая или ухудшая условия — или качество рабов, — прежде чем достигалась удовлетворительная экономическая формула Ренальдо дал Корто указание прежде всего руководствоваться как можно более низкими затратами. Главное, купить по наименьшей цене большой, пригодный для полетов транспортный корабль для перевозки скота — чуть лучше того, что идет на слом. Затем Корто следовало оснастить его минимальными системами жизнеобеспечения — не обращая внимания на удобства или безопасность. В конце концов в каждом полете капитану приходилось набивать трюмы достаточным числом рабов, чтобы компенсировать потери, связанные с возраставшей из-за плохих условий смертностью.

До сих пор инвестиции Рональдо окупались исключительно хорошо. Корто бывшему ветерану войны, — несмотря на очень плохой уход и заботу о корабле, удавалось поддерживать его на ходу. Однако теперь капитан опаздывал на целых пять дней!

„Дилетанты“, — рычал Ренальдо. Такая задержка могла обойтись ему… Он быстро подсчитал в уме — две сотни рабов. Морщась, граф снова пустился в расчеты, используя станцию. На этот раз у него получилось двести пятнадцать рабов.

С грохотом захлопывая крышку стола, Ренальдо злобно стиснул зубы и с трудом поднялся на ноги. Пнув свой старинный стул так, что тот долетел до середины комнаты, граф выскочил из кабинета и поклялся, что „композитор“ и капитан работорговца дорого заплатит за свои ошибки.

— Найти миссис Тимптон! — крикнул Ренальдо в холле сжавшемуся от страха слуге. — Скажи, чтобы срочно вызвала ко мне в спальню Гюнтера и эту Кресс!

Манхэттенский сектор

Нью-Вашингтон

Земля

Накануне ночью с востока прилетел холодный осенний ветер, принесший с собою первый снег. Все школы закрылись, и манхэттенские парки наполнились счастливой шумной ребятней. Однако, проходя мимо Бэттери-Парка, Кэнби не обращал внимания на игравших детей. Он по-прежнему пребывал в состоянии изумления — почти каждый, кому он предлагал наняться к нему в экипаж, тотчас же проникался его идеей. Некоторые, вроде Петерсон, даже закладывали свои пенсии. Остальные с ходу соглашались, обещая приступить к делу, как только Кэнби даст знать. Еще не кончился второй день, а Кэнби уже набрал остаток своего экипажа и вовсю вербовал экипаж для второго корабля Сейчас он шел через Бэттери-Парк, чтобы повидаться с Ренфро Гиббонсом, отличным пилотом и одним из лучших командиров кораблей, когда услышал пронзительный женский крик.

— Берегитесь!

Почти в ту же секунду на Кэнби налетело что-то непонятное, возникшее из ниоткуда и сбившее его, словно кеглю. Кэнби неудачно приземлился на спину, перед глазами заплясали, как звезды в гиперэкране во время жестокого боя, яркие святящиеся точки. Наконец на фоне серого неба перед Кэнби вырисовалось лицо женщины.

— Вы не пострадали? — с тревогой в голосе спросила она. Кэнби проверил, в порядке ли его руки и ноги.

— По-моему, нет. — Он осторожно рассмеялся. — Разве что человеческое достоинство.

Рядом с лицом женщины появилось лицо мальчика.

— Дамиан, — строгим голосом начала женщина, — я ведь велела тебе смотреть, куда едешь.

— Извини, мам.

— Извиняйся не передо мной, а перед этим господином — М-м, извините, пожалуйста. Кэнби медленно сел, мигая глазами.

— Ничего. — Увидев гравитонолет мальчика, он усмехнулся. — Здорово же мне досталось от твоей машины, Дамиан.

— Мы ужасно сожалеем, — еще раз извинилась женщина. Стряхивая с рук снег, Кэнби встал и только теперь заметил, что она очень симпатичная блондинка. Стройная, примерно пяти футов восьми дюймов ростом, с длинными распущенными волосами. У нее было лицо в форме сердечка, подправленной формы брови, задумчивые голубые глаза, вздернутый носик и полный, чувственный рот. В руках незнакомка держала светло-коричневые кожаные перчатки. Чуть великоватое потертое темно-желтое пальто, очевидно, покупалось на распродаже. Оно полностью скрадывало грудь женщины. Облик завершали миниатюрные светло-коричневые ботинки и предлинный шарфик в зеленую полоску. Кэнби протянул руку.