Тут у меня возник законный вопрос: а не преувеличиваю ли я количество отказавшихся? Ведь в том, что я сама отказалась, есть немалая доля случайности. Не задержись я со скандинавкой, вполне могла за компанию тоже ухватить себе что-то золотое и с камушками. Это ведь очень заразная штука, атмосфера толпы.

Так, значит, мне нужно взять все это на контроль. Стараться поменьше общаться с избранницами и не поддаваться общим настроениям. И брать под сомнения все предложения повелителя. Что-то мне подсказывает, что вокруг нас разворачивается нечто неприглядное, и это единственный способ в него не влипнуть.

Как открылась дверь и скользнула в нее Низа, я засекла сразу, специально так устраивалась, чтобы видеть всех входящих. Но виду не подала, продолжала так же тихо сидеть и молчать, ожидая, что она предпримет.

— Таресса…

Придется отвечать.

— Да?

— Там на стол накрывают, ты пойдешь обедать?

Я ошибаюсь или она действительно перешла на «ты» и больше не зовет меня избранницей и госпожой?

— Пойду, — отвечаю я и, решив проверить свои подозрения, небрежно спрашиваю: — А другие девушки уже пришли?

— Госпожи избранницы еще переодеваются. — В ее голосе звучит едва слышная издевка, а мне хочется хохотать в голос.

Спасибо, Низа, ты просто клад! Одной короткой фразой выдала мне все тайные планы своего хозяина! Теперь я точно знаю, что меня ждет психическая атака, и буду готова к каждому шагу противника.

И только для того, чтоб убедиться еще раз, что я поняла все правильно, кротким голоском интересуюсь:

— А почему они избранницы и госпожи, а я — просто Таресса?

— Они же надели браслеты повелителя, а ты отказалась. — Служанка старается говорить жалостливо и проникновенно, но даже не подозревает, что за пилюлю я ей готовлю.

— Тогда я могу надевать свое платье и идти?!

— Куда?

— Куда захочу. Раз я не избранница, а свободный человек, нечего мне тут делать.

Низа молчит долгую минуту, и мне отлично видно, как она перестает тереть и без того блестящее зеркало и хмурится в поисках ответа.

— Пойду принесу цветы, — находит наконец служанка уважительную причину немедленно ринуться за консультацией, а я и не спорю.

Я собираюсь сходить поесть и поближе рассмотреть коллег. А может, даже попытаюсь с ними поговорить, если рядом не будут крутиться пронырливые служанки.

Стол был накрыт в соседнем, проходном зале, и, несмотря на сообщение Низы, я оказалась за ним далеко не первой. Уже почти половина девушек сидела на невысоких мягких полукреслах и изучала содержимое многочисленных вазочек, салатниц, блюд, горшочков, соусников и прочей тары для еды, которой я даже не знаю названия. И особо узнавать не хочу, незачем засорять голову. Тем более что я и пробовать все это не стану. Слишком хорошо знаю, насколько различаются вкусовые пристрастия у народов собственного мира, а этот все-таки чужой.

Потому неторопливо прохожу вдоль стола и, обнаружив жареную тушку какой-то птицы, устраиваюсь напротив. Румяный окорочок, небольшой хлебец — и жевать, закрыв глаза. Мм… какое счастье, так и хочется верить, что я сижу в собственной кухне, а маги, повелитель и прочие озабоченные туземцы мне просто приснились.

— Что, так вкусно? — с сомнением спрашивает справа звонкий девичий голос.

Открываю глаза и внимательно изучаю девушку с явно славянской внешностью. Даже могу почти точно сказать, где еще сохранились такие белокурые красавицы с фарфорово-голубыми глазами. Псковская область, глубинка, может, Новоржев, может, Великие Луки.

— Псковитянка? — говорю по-русски и сразу понимаю — точно, угадала.

В прекрасных глазах удивление, интерес и, как ни странно, настороженность.

— А ты… тоже русская?

— Да, — коротко отвечаю я, стараясь не рассмеяться, и возвращаюсь к вопросу о еде: — А мясо не так вкусно, как знакомо.

— А… — тянет она разочарованно и осторожно приоткрывает маленькую крышечку на обливном горшочке.

Ну, с ней все ясно, это любительница новых вкусовых ощущений. Такие не успокаиваются, пока не перепробуют все подряд. Была у отца такая ассистентка в одной экспедиции. Тогда один из старых папиных друзей прислал ему приглашение на раскопки заброшенного храма в западной части Индии. Пропуск был на троих, и вскоре ассистентка Лиля рьяно знакомилась с народной индийской кухней. И все было прекрасно в первые дни, пока она просто пробовала, хвалила и наслаждалась деликатесами.

Возмездие наступило в тот момент, когда ей вздумалось записать рецептик для мамы. С того дня мы питались по-английски — сваренной лично Лилей кашей, яичницей и ветчиной.

— Я тоже почти русская, — совершенно беленькая, как Снегурочка, тихая девушка недоверчиво оглядывает расставленные перед нами блюда, — с Беларуси. В Москву к подруге приехала, хотела домработницей наниматься.

— И как тебе тут? — с нарочитым безразличием интересуюсь я, утаскивая себе на тарелку еще и крылышко.

— Ничего так… — внезапно смущенно краснеет беляночка, и я с разочарованием понимаю, что она мне не соратник.

И даже не единомышленник.

Ее сокровенной мечтой было найти работу, накопить денег и отвезти их в свою Беларусь. Чтоб провести газ, или отремонтировать старый домишко, или отдать жениху на покупку машины или трактора — если он, конечно, есть, этот жених, девушка явно старше меня на пару лет. А тут все сразу — дворец, слуги, красавец повелитель… И никакой работы. Ни гектаров картошки, которую нужно бесконечно полоть, рыхлить и окучивать, ни подозрительной хозяйки, проверяющей белой салфеткой чистоту зеркал… И кто я такая, чтобы с ней спорить? Каждый сам волен выбирать. Пока, конечно, есть хоть малейшая возможность выбора.

— Раша? — неожиданно с интересом спрашивает сидящая напротив светловолосая девушка со светло-серыми глазами и торопливо продолжает по-английски: — Я — Селин, штат Иллинойс. У меня контракт горит, я должна через четыре дня выступать в шоу…

— Ты уже в шоу, — неожиданно с ехидной насмешкой отвечает рыжеволосая и голубоглазая девица, — участвуй и радуйся. Я вот собиралась через месяц выйти замуж, жених мне никогда не простит такого позора.

— Вы что, не понимаете, что назад никогда не попадете? — вступила в разговор девушка с довольно невзрачной внешностью и затравленным взглядом. — Меня вызвал маг зейра Аторгиуса, и у него в доме было две жены… из наших.

— Наложницы, — словно ненароком уточнила я.

— Да разве имеет значение, как их тут называют? Тех, кого повелитель дарит в дома знатных господ, нельзя ни передарить, ни продать. Ну и что, что у зейра Аторгиуса пять жен? Они все в тепле, одеты, обуты и сыты. Он им и драгоценности дарит, и наряды покупает. А еще — никаких проблем с работой, садиком, готовкой, беготней по рынкам…