— Могу я узнать, где сейчас находится Эмма? — задал свой следующий вопрос Мэтью. — Я бы очень хотел с ней поговорить.

— Хотели бы поговорить? Очень?

— Да. Это сугубо личный разговор и очень важный.

— Можете не пытаться. Не сомневаюсь, что Эмма вам не ответит.

— Почему же?

— Потому что она умерла.

Радость не создала столько, сколько разрушил страх.

Поль Моран[23]

— С подросткового возраста у сестры… а она была лунатиком, обнаружилась склонность к меланхолии… У нее был темперамент, который я назвал бы циклотемичным.[24]

Дэниэл Ловенстайн говорил сдержанно и чопорно. Он все-таки уступил напору Мэтью, согласился впустить его в дом и рассказать историю Эммы.

— Ее душевное состояние никогда не отличалось уравновешенностью, — продолжал Ловенстайн. — Иногда она была самой счастливой в мире молодой женщиной, переполненной энтузиазма и планов на будущее, а буквально на следующий день видела все в черном цвете и не находила смысла ни в чем. Со временем периоды эйфории стали чаще сменяться черной меланхолией. В последние годы для меня стало очевидным, что перемены настроения привели к изменению личности. На протяжении долгих месяцев она могла быть в прекрасном состоянии, но потом следовал срыв, и всякий раз он был более серьезным, чем предыдущий.

Он замолчал, поднес к губам чашку с чаем и отпил глоток. Мужчины сидели друг напротив друга, утонув в глубоких креслах. В холодной унылой комнате, погруженной в сумрак, словно бы витал призрак Эммы Ловенстайн.

— Больше всего выбивали ее из колеи сердечные отношения, — с горечью признался ее брат. — Эмму легко воспламенял определенный тип мужчин, и ее разочарование раз от разу становилось все горше. С годами чего мы только не перевидали: приступы истерии, попытки самоубийства, скарификация,[25]больницы… Официально ей никогда не ставили диагноз, но для меня не составляло сомнений, что ей можно его поставить…

Чем отчетливее становилась ситуация с Эммой, тем хуже чувствовал себя Мэтью. Недоброжелательство брата можно было чуть ли не пощупать. Но много ли правды было в его рассказе? Ловенстайн делился своими далеко идущими предположениями, но врачи, как понял Мэтью, их так и не подтвердили.

Дэниэл наклонился и взял с низкого столика фотографии.

— Три месяца тому назад, летом, она возобновила отношения с одним из своих бывших любовников. Вот он на снимке, — уточнил он, показывая на мужчину рядом с Эммой. — Его зовут Франсуа. Франсуа Жиро, наследник одного из владельцев виноградников под Бордо. Он причинил Эмме очень много горя. Но она ему снова поверила. Поверила, что на этот раз он расстанется со своей женой. Разумеется, этого не произошло, и она снова прибегла к крайнему средству, но на этот раз попытка удалась и…

В разговор внезапно вмешался лаем шарпей.

— Это собака Эммы, не правда ли? — осенило вдруг Мэтью.

— Да, Хлодвиг ее собака. Она была к нему очень привязана. По ее словам, «он единственный, кто ее не предавал».

Мэтью вспомнил, что Эмма написала ему то же самое о своей собаке в одном из посланий, которыми они обменялись…

— Мне очень не хочется возвращать вас к горьким воспоминаниям, мистер Ловенстайн, но я все-таки спрошу: как умерла Эмма?

— Она бросилась под поезд в Уайт-Плейнсе 15 августа этого года. Без сомнения, наглотавшись всяких лекарств. Каких только пилюль не валялось у нее в квартире! И снотворные, и транквилизаторы, и прочая дрянь…

Подавленный наплывом тяжелых воспоминаний, Ловенстайн поднялся с кресла, давая понять, что разговор окончен.

— А по какой причине вы так хотели поговорить о моей сестре? — задал он вопрос, провожая Мэтью к дверям.

Мэтью не хотелось рассказывать, что с ним произошло, и он предпочел задать новый вопрос.

— А почему вы решили распродать все эти вещи?

— Чтобы распроститься с прошлым! Начать с нуля! Отделаться от Эммы! — проговорил он чуть ли не с яростью. — Меня осаждают воспоминания. Они меня подтачивают. Убивают. Они приковывают меня к руинам прошлого, которое и без того очень сильно навредило мне!

Мэтью сочувственно наклонил голову.

— Я вас очень хорошо понимаю, — сказал он, выходя за порог.

Но в глубине души он не был согласен с Дэниэлом Ловенстайном. Он знал, что борьба с прошлым безрезультатна. Невозможно расправиться с воспоминаниями, выметя дочиста дом. Они живут в нас, прячутся в потайных уголках, подстерегают минуту, когда ты беззащитен, и набрасываются всегда с удвоенной силой.

* * *

От кого: Мэтью Шапиро

Кому: Эмма Ловенстайн

Тема: Поговорим все-таки

Дата: 21 декабря 2011 — 13 ч. 45 м. 03 сек.

«Дорогая Эмма,

если Вы перед экраном, не согласитесь ли подать мне знак? Я думаю, нам обоим хотелось бы обсудить то, что с нами происходит.

Мэтт».

* * *

От кого: Мэтью Шапиро

Кому: Эмма Ловенстайн Тема

Дата: 21 декабря 2011 — 13 ч. 48 м. 14 сек.

«Эмма,

я понимаю, что ситуация пугает Вас и тревожит. Она пугает и меня тоже, но нам действительно необходимо поговорить. Ответьте мне, прошу.

Мэтт».

* * *

Мэтью нажал на клавишу, и еще одно письмо ушло к Эмме. Он лихорадочно ждал — и ему казалось, что ждет он очень долго, — что молодая женщина непременно ответит.

Поговорив с Дэниэлом Ловенстайном, Мэтью сел в «Камаро» и поехал обратно в Бостон, но через несколько километров остановился возле одного из бистро на берегу реки Чарльз. Он выбрал ресторанчик «Бранд Нью Дей», расположившийся в старом вагоне, сиявшем никелем. Этот ресторанчик любили и горожане, приезжавшие сюда погулять, и студенты Гарварда, занимавшиеся тут греблей. Устроившись на скамейке, обитой молескином, Мэтью вытащил ноутбук и вышел в Сеть.

Никогда в жизни он не переживал такого потрясения. Ощутимая им реальность стронулась с места. Но подтверждения накапливались: даты на письмах, видео, присланное Витторио, рассказ брата Эммы о смерти его сестры… Все заставляло поверить в невероятное: благодаря этому ноутбуку он мог общаться с женщиной, которая сейчас отошла в небытие, но в прошлом году была еще жива и получала от него письма.