А вот зато такие простые ребята вроде нас с Гессом, не задумываясь, калечат нечисть легионами, избавляя от их тлетворного влияния человеческий мир как здесь и сейчас, так и в прошлом. В будущем, наверное, тоже, только пока мы об этом не знаем. Типа подобные игры временных петель осложняют наше восприятие реальности. Вспомним хотя бы, сколько раз бессмертный Терминатор имени Арнольда Шварценеггера шлялся туда и обратно, каждый раз меняя историю. Право, не стоит лезть в эту тему с вопросами, примем как данность, и всё.

– Простите, где тут кабинет помощника режиссёра? – Я резко перехватил за рукав довольно высокого пожилого человека с благородным профилем, красными глазами, изрядным пузом и копной старательно взбитых седеющих волос. Его костюм-тройка явно знавал лучшие времена…

– Мадам, – с чувством ответил он, – у меня через полчаса спектакль, ежели я не пригублю до священнодейства, то зритель встанет и уйдёт неудовлетворённым! А сие грех перед Мельпоменой!

– Где помощник режиссёра? – упрямо повторил я.

Перехваченный артист фыркнул:

– Эта вопиющая бездарность?! Человекоподобное существо, считающее, что великого Чехова надо играть, громко хохоча в голос, а на бессмертном Шекспире непременно придыхать, пуская фальшивую слезу после каждой фразы? Пусть он горит в аду! Ха-ха-ха! Где мой коньяк?

Длиннобородый дедушка, доселе мирно обнюхивающий обувь незнакомого нам актёра, вдруг начал скалить зубы, что существенным образом кое-кому изменило голос и тон.

– Друзья мои, подруги сердечные, я вижу, что вы настоящие ценители истинного театрального искусства! Позвольте представиться, Робэрт, – подчёркнуто с ударением на «э» произнёс он, – Пантелеймонович Забайкальский-Бельский! Ваш скромный проводник по суровым дебрям, ступеням и весям сего забытого людьми и Богом, некогда величественного храма. Между прочим, заслуженный деятель культуры, блиставший на сценах Саранского, Муромского и даже Икрянинского любительского театра Астраханской области! Вот так-с…

Мы с Гессом взяли уже слегка тёпленького артиста под локотки и повели в указанную им сторону. Марта, растирая кончиками пальцев виски, плелась следом. Не уверен, что ей всё так уж нравилось, но, по крайней мере, она не пыталась вмешиваться в ход действия. Очень разумно, кстати.

Господин артист провёл нас через пыльное закулисье, пахнущее свежей краской, скипидаром и опилками, но не как цирковая арена, а своим особым, волшебным, чисто театральным запахом, чарующим и манящим одновременно.

Не знаю, кто как, но лично я люблю театр. Меня так приучили родители. Мама водила меня с трёхлетнего возраста за ручку на театральные ёлки, потом папа на все спектакли, соответствующие моему возрасту, а в юные годы я сам был активным участником студенческих капустников и праздничных мероприятий. Пусть не самым талантливым, но уж активным точно, именно это и позволяло мне сейчас легко вживаться в образы и личины.

Хотя, наверное, не всегда стоит воспринимать окружающую действительность как игру. Ибо с бесами не играют. Их бьют. То есть мы их бьём.

– Вот, пришли. Очень надеюсь, что ничтожество сие находится у себя. Наверняка пьёт! В одно горло! Ну не сволочь ли, господа-товарищи?!

Мы не стали вдаваться в диалог, тем более что заслуженный мастер сцены не особенно в нём нуждался. Он вполне мог довольствоваться высоким обществом себя любимого. По крайней мере, именно так мне показалось на первый взгляд. Я ошибался. Этот человек оказался далеко не так прост…

– Как зовут вашего помощника режиссёра?

– Ничтожество имя ему!

Я понял, что конструктивного разговора всё равно не получится, и обернулся к Марте.

– Постой тут, мы быстро.

Она послала мне воздушный поцелуй, причмокнув губами. Гесс тут же бросился к ней со своим «лизь тебя два раза и погладь мой зад». Лицо Робэрта Пантелеймоновича надо было видеть. Как человек театральный он, конечно, привык ко всякому, но мы можем удивить и не таких могучих зубров.

Пока Марта шутливо (а то и всерьёз) отбивалась от прыгающего вокруг неё на четвереньках благообразного дедули, я деликатно постучал в дверь. В ответ гробовая тишина.

– Позвольте мне, мадам. – Наш проводник благородно шагнул вперёд. – Дайте место артисту своего дела! Скандал – это же моё второе имя. Вот как надо…

Он глубоко вдохнул во всю грудь и на выдохе с размаху шибанул в дверь ногой, что при его росте и весе дало вполне себе ожидаемый эффект – замок просто вынесло к чертям собачьим! Я уважительно протянул ему ладонь для мужского рукопожатия, но он галантно поцеловал мне пальцы. Ах да, я же сейчас в женском облике! Ладно, надеюсь, далеко это дело у нас не зайдёт.

– После вас, мадам!

Мы прошли в довольно-таки большую комнату, где за длинным столом сидел мужчина с внешностью Кощея Бессмертного. В брюках дудочками, вислом свитере, абсолютно лысый, без бровей и ресниц, худой, скрюченные артритные пальцы с неожиданно ухоженными длинными ногтями и проницательный взгляд стальных глаз-буравчиков.

– Что тебе надо, Бельский?

– Забайкальский-Бельский, прошу заметить, – торжественно поправил пузатый артист. – Мой долг мужчины и актёра был сопроводить сюда двух прелестниц и их немножечко тронутого отца. Засим я бы мог и удалиться, но… воздержусь.

– Пошли вон все, или я… – На секунду он вперился в меня, протёр глаза и вдруг резко сменил тон: – Ты кого притащил сюда? Это же бесогон! Ты труп, Бельский, ты труп, сука-а!

– Где сука?! – В кабинет тут же влетел озабоченный старик, быстро осмотрелся и повесил бороду. – Обманули собаченьку, никого здесь нет.

На самом деле было много кого. В помещении откуда ни возьмись вдруг оказалась целая куча бесов, больше полусотни, наверное. Помощник режиссёра взмахнул руками на манер того же Гарри Поттера, и дверь с грохотом захлопнулась. Ого, да тут явно намечается махач…

Артист Забайкальский-Бельский, презрительно скривив губы, вдруг одним резким ударом кулака расплющил по столу мелкого беса, показывающего ему голую задницу.

– Вы их видите? – не сразу понял я.

– Ох, мадам. Вы бы только знали, сколько раз мне приходилось напиваться до чёртиков из-за любви к искусству…

– Убейте их всех! – Приняв позу Гитлера на трибуне, приказал так называемый Кощей Бессмертный. – Всех, всех, всех!

Звучит противоречиво, понимаю, но уж как было, как запомнилось, мне ведь потом по каждой детали отчёт давать. Бесы нахмурились, подобрались, завизжали на манер монгольской орды и пошли врукопашную. Я отметил взглядом пятёрку самых крупных и, достав револьвер, протянул его артисту:

– Стрелять умеете?

– Мадам, вы раните меня в самое сердце таким недоверием. Умею ли я стрелять? Да я шестерых Ленских на сцене порешил!

– Гесс, кусь его!

– Кого? – обернулся ко мне обалдевший от количества возможностей дед.