мое сердце, положить его вон на тот алтарь и прочитать эти молитвы. Ты должна быть уверена, что говоришь правильные слова. Вырежь мне кишки и раздели их между этими тремя алтарями возле ванной, а потом спой вот это. - Он протянул ей листок бумаги, испачканный таким количеством крови, что его почти невозможно было прочитать.

- Хорошо, - ответила она, уставившись на залитый кровью лист бумаги, как будто это было что-то опасное, способное напасть на нее.

- После этого ты должна отрубить мне голову и положить ее к ногам статуи Артемиды, но ты должна быть обнаженной, когда сделаешь это, и ты должна повторить это шесть раз, прежде чем отрубить мне голову. После того, как отрубишь мне голову, нужно будет извлечь мой мозг и положить половину его вон в ту чашу, а другую половину – в тот кубок у статуи рядом с дверью.

- Кто это?

- Какое-то полинезийское божество. Я не могу произнести его имя. Теперь, после того, как все это сделаешь, просто возьми мою кровь и вылей ее в те шестнадцать чаш вон там, на тех алтарях, а затем сожги мое тело на этом. Ты поняла?

- Э-э... да... наверно, да. - У Китти скрутило живот. Она не была уверена, что готова к этому. Кровь, хлеставшая из ран на его животе, уже начинала кружить ей голову.

Джейми взял последний кинжал и вылил оставшуюся жидкость для зажигалок себе на голову. Джейми откашлялся толстым комком свернувшейся крови из проколотого легкого и улыбнулся сквозь зубы, испачканные кровью. Он рассмеялся, морщась от боли от клинков, вонзившихся ему в живот. Желудочная кислота уже начала просачиваться наружу и разъедать его органы. Кровь брызнула из его губ, а смех стал громче. Он чуть не упал с алтаря, когда боль согнула его пополам.

Слезы выступили из уголков его глаз и потекли по щекам, когда он поднял глаза к небу, протягивая руки в мольбе. Несмотря на все его молитвы и жертвоприношения, он все еще не видел никаких признаков всемогущих божеств, о которых он читал во многих культурах. Все, что он видел, были ужасные кровожадные существа, которые скрывались в темноте. Ему еще предстояло найти бога. Он все еще не знал, какая религия была правильной. Он прочитал еще несколько молитв на языках, которые были мертвы до падения Рима, и вонзил последний клинок себе в грудь с такой силой, что кончик лезвия вырвался из спины.

- Но... Но самоубийство – это грех. Так сказано в Библии. А что, если ты окажешься в аду?

- Тогда я ничего не потерял.

Джейми улыбнулся с усталым облегчением, когда его душа покинула плоть.

Он упал спиной на алтарь, и Китти вцепилась ему в грудь ножом. Ей пришлось несколько раз дернуться всем своим весом и силой, чтобы достать его из груди. Затем она начала резать его сердце энергичными ударами, которые оставили ее мокрой в крови до локтей. Она повернула голову, пронзая его грудную клетку, радуясь, что он выбрал зазубренное лезвие, чтобы вонзить его в сердце, изо всех сил стараясь не срыгнуть на него. Она проиграла битву с желудком, и вчерашний обед выплеснулся потоком жидкой желтизны.

Из ран Джейми хлынула кровь. Его сердце с шипением остановилось. Кровь прилипла к футболке Китти и ее груди. Звук стали о кость был еще более тошнотворным, чем влажные хлюпающие звуки лезвия, разрезающего мясо и ткани. Еще больше крови брызнуло ей в лицо, когда она перерезала ему аорту. Она почти снова сделала ложный выпад, когда тело Джейми начало биться в предсмертных судорогах. Китти почти забыла о болезни Джейми, и ей пришлось остановиться, чтобы вымыть руки и лицо и надеть перчатки, прежде чем продолжить. Наверно, уже слишком поздно.

Джейми не сказал ей, каким ножом вырезать ему кишки или каким мечом отрубить голову, и какое-то мгновение Китти стояла, растерянно глядя на месиво из крови и мяса. Впрочем, все было в порядке: ножей на выбор было много. Она что-нибудь придумает. Она начала петь различные молитвы, которые Джейми оставил для нее, продолжая разбирать его труп. Она сделает все, что в ее силах, чтобы душа Джейми обрела покой, хотя она была уверена, что уже отправила свою душу в ад.

Ночь начала уступать утру, когда Китти закончила расчленять труп Джейми и распределять его между различными алтарями. Она была удивлена, что полиция не вернулась со шлюхами, но не стала зацикливаться на этом. Эти две женщины, вероятно, подцепили каких-то парней по дороге домой, или накурились, или были схвачены своими сутенерами. Она могла только вообразить, как будут избивать их сутенеры, когда они, наконец, найдут их после нескольких дней отсутствия. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что их похитил смертельно больной человек, а потом отпустил без единой царапины. Китти подумала о том, что сделал бы ее собственный сутенер, и содрогнулась.

Она долго сидела, глядя на выпотрошенный труп Джейми, лишенный крови и органов. Она даже удалила его глаза, зубы и половые органы, которые теперь украшали алтари по обе стороны квартиры. Китти осталась сидеть рядом с телом Джейми, тяжело дыша и чувствуя себя измученной, как будто долгие часы ритуального увечья высосали из нее все силы. До нее дошло, что небо оставалось в этих тусклых сумерках между утром и ночью все то время, что она вырезала на трупе Джейми. Она вылила еще немного жидкости на то, что осталось от трупа Джейми, и приготовилась поджечь его, но спичка за спичкой не зажигались. Вскоре она усеяла пол целой коробкой спичек.

Китти оглядела комнату, когда тонкие нежные волоски на ее шее и руках встали дыбом, а тело начало дрожать. Чувство, что что-то было ужасно неправильно, росло внутри нее, пока она не была полностью напугана, но не могла сформулировать почему.

В комнате было еще почти темно, когда Китти поднялась с пола и подошла к ближайшему окну. Она открыла окно и была удивлена тишиной, которая ее встретила. На всей улице не было никакого движения. На самом деле никакого движения не было. Ни одна птица не щебетала, ни одна собака не лаяла, ни один клаксон не гудел, ни один человеческий голос или шаги не были слышны, даже шелест ветра в деревьях. Все вокруг просто перестало двигаться. Китти подняла глаза к небу. Голова казалась тяжелой, а мышцы шеи едва могли поднять ее. Она пошатнулась, и ей пришлось ухватиться за подоконник, чтобы не упасть.