Сворачивая карту, она решила, что не так уж и сильно задержалась, хотя могла бы продвигаться и побыстрее. Будь она здоровой, да в лучшей форме, вполне могла бы осилить за день десять миль, а то и двенадцать, только мечтать не вредно, лучше смириться с тем, что есть. Она ведь готовилась к походу, просто не ожидала таких трудностей (конечно, самой себе признаться легче, чем кому другому).

Скоро выпадет снег, значит, не только похолодает, но и станет труднее идти, а если начнется пурга, то и вовсе с места не сдвинешься целый день, если не больше.

В то утро ее даже покинуло то навязчивое ощущение чужого пристального взгляда, преследовавшее до самой хижины. За тобой и раньше никто не следил, ты просто себя накручивала после той стычки у костра. Делия, ты же позаботилась о том, чтобы тот тип никогда не пустился в погоню, а других поблизости нет, так что хватит воображать врагов под каждым кустом.

Делией она себя называла только тогда, когда мысленно поучала или отчитывала на манер матери.

Мышцы разогрелись от ходьбы, а нос и щеки застыли от резкого ветра, и она пожалела, что не прихватила с собой вязаный подшлемник.

Всего не предусмотришь, Краш. Хотя она очень старалась, урезала список необходимого с хирургической точностью. Деваться было некуда, и она продолжила путь, укутав нос шарфом и натянув шапку по самые брови.

Около полудня она перекусила протеиновым батончиком с изюмом, стараясь не вспоминать о целой горе спагетти, съеденной накануне вечером. Она потеряла целый день, когда отсыпалась в хижине, так что теперь рассиживаться некогда.

Через пару часов после обеда ее ожидал приятный сюрприз – та самая тропа нашлась гораздо раньше, чем предполагалось, значит, за ночь, перед тем как обнаружить хижину, она прошла больше, чем показалось. Теперь понятно, почему так вымоталась – просто была не в себе, адреналин затуманил мозги от страха (она бы ни за что не призналась, что струсила, но теперь-то задним числом можно, хотя бы самой себе).

Весь день никаких следов человека – ни скомканной конфетной обертки, ни брошенной пластиковой бутылки, ни единого подозрительного звука.

И всё же, перед тем как выйти на тропу, она напряженно прислушалась, а по дороге примечала, где можно спрятаться на случай, если услышит чьи-то шаги.

Тропинка вилась среди густых зарослей деревьев, в основном дубов и хвойных, так что можно скрыться с глаз долой, просто отойдя на десять-пятнадцать футов в сторону. Главное, не привлекать лишнего внимания, чтобы тебя не заметили раньше. Обычно от людей столько шума (кроме тех особо подозрительных, которые стараются подкрасться незаметно), что она надеялась ускользнуть незамеченной. Очень надеялась.

На свете наверняка ещё осталось немало обычных добрых людей, просто пытающихся выжить среди этого безумия, совсем как она. Они могли бы стать надежными попутчиками, скрасить одиночество в долгом путешествии, ведь теперь рядом нет даже Адама.

(Не думай про Адама).

Человек – животное стадное, и конечно, сообща обходиться сподручней, но есть и опасность – выследить толпу людей гораздо легче, чем одиночку.

Чужим Краш не доверяла: они могли не нее напасть, ограбить или потащить с собой, не отпуская к бабушке, да и от кого-то зависеть или с кем-то делиться добытыми с таким трудом припасами совсем не хотелось. С первого взгляда порой не отличишь доброго человека от негодяя, а рисковать она не собиралась.

Топорик висел на поясе, чтобы всегда был под рукой, хотя лучше бы такой надобности не возникало. Она встряхнула головой, отгоняя воспоминания о том, как лезвие рассекает плоть того «койота». Уж лучше укрыться под сенью деревьев и переждать, пока встречный пройдет мимо, чем ввязываться в очередную кровавую схватку. На ее совести и так уже порядочно смертей, лишний грех на душу брать ни к чему.

С каждым днем солнце садилось все раньше и раньше, а в густом лесу сумерки сгущались еще задолго до заката, к тому же трудно было найти место для установки палатки. У нее был гамак, но при таком холоде ночевать под открытым небом как-то не хотелось. Впрочем, темнело так быстро, что выбора уже не было – подходящей полянки так и не нашлось, значит, и костер разводить опасно. На ужин придётся обойтись без горячего.

«Всего-то пару раз заночевала в хижине, и уже нюни распустила», – подумала она. Негде ужин разогреть – ну и ладно, в другой раз найдется место и для палатки, и для костра, а там уж можно открыть банку супа, что завалялась в рюкзаке.

Припасы из так кстати подвернувшейся на пути хижины позволяли отложить неизбежную вылазку в магазин или чей-то дом за продуктами, при мысли о которой у нее кровь стыла в жилах. Поначалу она затарилась почти невесомыми концентратами в пакетиках и пластиковых лотках, которые заказала через интернет в самом начале Кризиса, одной из первых почуяв, что дело дрянь.

Но время шло, и та еда уже давно закончилась, им с Адамом пришлось (не думай про Адама) обшаривать в поисках съестного заброшенные дома и магазины. Она имела не так уж много навыков выживания в дикой природе – могла развести костер без спичек, найти пригодную для питья воду и так далее, но охотиться или рыбачить не умела, и даже если бы удалось прикончить какую-то живность, не знала, как свежевать тушку и безопасно готовить мясо.

Впрочем, она считала, что на свете полно готовой расфасованной еды, пожалуй, столько, что даже до Кризиса, опустошившего страну, хватило бы всем с избытком. Однажды им с Адамом попался почти нетронутый магазин, где полки ломились от всевозможных продуктов, кроме молока и воды в бутылях – во время паники их сметают в первую очередь.

Хлеб был, в основном, с консервантами, так что даже не заплесневел, и она с улыбкой вспомнила, как они вдвоем радовались, поджаривая ломтики над костром и намазывая арахисовым маслом, что нашлось у Адама в рюкзаке.

(Не думай про Адама, не смей, не трави душу).

Потом решила, что, если попадется какой-нибудь магазин, надо будет прихватить еще, ведь вкуснее арахисового масла на свете мало что найдется, и его можно есть даже без хлеба прямо ложкой из банки.

Впрочем, сколько ни мечтай об арахисовом масле, проблему с ночлегом надо как-то решать. Придется устраиваться в гамаке, то есть на холоде под открытым небом. Куда ни глянь, кругом сплошные заросли без единого просвета, так что дальше идти смысла нет, к тому же скоро так стемнеет, что даже гамак как следует не подвесишь.

Она свернула с тропинки, подыскивая подходящий промежуток между деревьями, минут через десять-пятнадцать нашла то, что нужно, и растянула гамак.

Костер разводить было негде, да и от тропинки она решила далеко не отходить, чтобы не заблудиться и не терять потом лишнее время на поиски. С самого утра, проснувшись от холода, она не могла отделаться от смутного беспокойства, что идет слишком медленно, хоть и убеждала себя в том, что старается изо всех сил. И всё равно казалось, что, даже стараясь изо всех сил, она тащится как черепаха.