Тропа оканчивалась небольшой грунтовой площадкой, где туристы, направляющиеся в лес, могли оставить машины.

По другую сторону шоссе оказалась такая же тропинка с площадкой, а дальше по шоссе слева виднелась заправка и небольшая деревушка.

Краш почти ожидала увидеть блокпост, столпотворение солдат и людей, отправлявшихся в лагеря, но, разумеется, ничего подобного там не оказалось.

– Пойдем на заправку, может, едой разживемся, – предложил Адам.

Она понимала, что это необходимо, но ее вдруг охватило такое же навязчивое предчувствие беды, как перед той роковой поездкой в спортивный магазин.

– Вряд ли там найдешь чего полезного, – сморщилась Краш. – Может, лучше потерпим до более крупного города? Чего рисковать по пустякам?

– В большом городе и людей больше, – заметил Адам. – А тут вокруг никого, совсем как дома.

И не оборачиваясь зашагал по обочине.

– Адам, подожди, – окликнула Краш. – Спрячься хоть за деревьями.

– А зачем? – удивился он, – машину услышишь гораздо раньше, чем увидишь, так что успеешь юркнуть в лес, как мышка.

Поняв, что уговоры бесполезны и он никого не послушает, дальше спорить она не стала. Хотя так трудно было промолчать, не утащить его под безопасную сень деревьев, выстроившихся по обе стороны вдоль дороги.

И опять Краш почувствовала то предательское покалывание в шее, словно кто-то выслеживает ее издалека, чтобы налететь, схватить и запихнуть в какой-нибудь фургон.

Она поймала себя на том, что затаила дыхание, чтобы лучше слышать, не прозевать коварно крадущихся врагов, и немного встряхнулась – ну что за глупость, только задохнуться еще не хватало.

Как и ожидалось, людей на заправке не оказалось, и на всех придорожных магазинах висели таблички: «Закрыто». Следов погрома, как у них в городе, заметно не было – ни валяющихся повсюду обломков, ни разбитых витрин.

Наверное, в этой деревеньке и в лучшие времена народу было не густо, так что даже с концом света мало что изменилось. Как будто люди еще завтракали по домам, а магазины просто не открылись.

Вход на заправку оказался заперт, и путешественники принялись разглядывать витрины с аккуратными рядами пакетиков с чипсами и печеньем, пачек сигарет и лотерейными билетами.

– Придется стекло высадить, – заявил Адам.

Краш поморщилась – бить стёкла не стоило по многим причинам, но главная – уж слишком это смахивало на кражу со взломом. Мысль, конечно, дурацкая, ведь хозяин теперь вряд ли объявится, а даже если и вернется, неужто поскупится на еду для голодных ребят?

А еще эта стеклянная дверь выходила на шоссе, и Краш никак не удавалось отделаться от назойливого ощущения чужого взгляда. Тихо выбить стекло не получится, а из-за шума не услышишь, если кто-нибудь появится, да и спрятаться будет негде.

– Может, поищем черный ход? – как можно небрежнее предложила Краш, стараясь скрыть свои опасения из-за притаившихся в засаде врагов, и тут же разозлилась сама на себя – ну сколько можно миндальничать с Адамом? Это же ненормально, ведь он с ней особо не церемонится.

Мама велела держаться вместе.

Просто ей понадобился предлог (да, это всего лишь предлог), чтобы скрыть свой страх остаться одной. Нет, она боялась не одиночества, будучи по натуре отшельницей, а того, что брат оборвет последнюю родственную связь, и на всём белом свете не останется ни единого близкого человека, кто помнил бы расставание с мамой.

Как же трудно, чертовски трудно удержаться, чтобы не высказать начистоту, какой это идиотизм – торчать перед заправкой у всех на виду, вдруг кто-то выглянет в окно или проедет мимо.

При одной мысли о такой возможности она обернулась, приглядываясь к окнам домов, не шелохнется ли где занавеска. В этом городке вполне могли остаться выжившие, кто не пожелал отправляться в лагерь и теперь наблюдает за Краш и Адамом с оружием наготове, если те затеют что-то недоброе.

Беда в том, Краш, что у тебя слишком богатое воображение. А чрезмерная подозрительность не менее опасна, чем беспечность.

Если продолжать себя накручивать, можно так и застрять на месте, зациклившись на возможных последствиях.

– Зачем нам черный ход? – спросил Адам. – Там небось тоже заперто.

Краш пожала плечами.

– А если нет? Что, трудно проверить? Может, и стекло разбивать не придется.

Адам с решительным видом открыл рот, но вдруг сжал губы, повернулся направо и двинулся в обход строения.

Краш с облегчением поспешила за братом, удивляясь его сдержанности. Кто знает, сколько еще продержится это перемирие. Такая деликатность ей была совсем не по нутру.

Свернув за угол, она наконец немного успокоилась – отсюда не было видно ни дороги, ни окон на вторых этажах некоторых домов (городишко оказался не просто захолустным, но и в основном одноэтажным), а значит, и их никто не видел.

За тесной парковкой начинался заросший сорняками и замусоренный мятыми сигаретными пачками и грязными бутылками пустырь, постепенно переходящий в лес.

На парковке стояла машина, наверное, хозяйская, скромный голубоватый «Форд», совсем не заметный с дороги.

До черного хода Адам добрался первым – всё-таки выступил раньше, к тому же она замешкалась по дороге, озираясь в поисках шпионов. На серой двери виднелась круглая серебристая ручка с замочной скважиной.

Странно, почему хозяин не поставил дополнительный засов – эти хлипкие замки в ручках казались не очень-то надежными даже на ее неискушенный взгляд: во многих фильмах запертые двери вскрывали какими-нибудь шпильками или скрепками. Наверное, владелец решил не заморачиваться лишними предосторожностями – над дверью даже не было камеры, которые нынче считались необходимостью на любой заправке.

Адам потянулся к ручке, но вдруг почему-то замешкался и с ухмылкой оглянулся на сестру.

– Спорим, что тут заперто?

– Спорим, нет, – парировала она. – И, если я угадала, ты выбросишь из рюкзака пять бесполезных вещей и понесешь всю еду, что здесь добудем.

– А кто будет выбирать бесполезные? – уточнил Адам.

Она на секунду задумалась.

– Я выберу три вещи, а ты две. Справедливо?

– Ладно. А если я угадаю, сама всю еду потащишь.

– В моем рюкзаке ничего лишнего нет, – засомневалась Краш. – Куда я ее дену?

– Куда хочешь, твои проблемы, – заявил Адам. – Ну что, по рукам?

При этих словах Краш словно пронзило острой болью. Цитата была из любимой папиной телевикторины, и тут она вспомнила, как он хитро подмигивал, когда ее повторял, а потом задумалась, сколько же нужно времени, чтобы залечить эту рану в сердце.

– По рукам, – ответила она.