class="p1">«Хорошо» — сказал я себе. Ну хорошо!

— Часто «смерть» используется не только, когда умирает какой-то человек. Умереть может любовь или дело…

— Верно.

— Смерть означает окончание концепции.

— Хорошее направление, но ты все ходишь вокруг да около жизни. Забудь про «конец».

— Если смерть не связана с окончанием, то она должна быть продолжением.

— Либо…

— Либо… возвращением…

— Бинго!

— Что?

— Забудь. Подумай над этим еще, когда уйдешь отсюда.

— А я уйду?

— Ах да, совсем забыл! Крау, у нас здесь так хорошо! Здесь мы можем часами болтать с тобой о том о сем, и тут я всегда буду жив! Не хочешь остаться?

— Хочу, но не останусь.

— Ой да ладно, это я для наших слушателей.

Ричард помахал рукой женщине, подливавшей нам выпивку и игрокам за дальним столом.

— Смерть?

— Она самая.

— Чего она хочет?

— Лучше начни уже думать о том, чего хочешь ты!

И мы снова выпили.

XXVIII. Все как там, только здесь

Ричард метнул плоский камушек, и тот сделал четыре блинчика на водной глади. Река петляла меж холмов, неся на своем иссиня-черном теле черные листья мертвого древа.

— Как же их много. Никогда столько не видел.

— Чем выше поднимаешься, тем их больше, — ответил мне брат.

За спиной поодаль гремела деревушка. Там сейчас пир на весь мир. Словно все эти существа решили в последний раз повеселиться перед смертью. На дерево рядом с нами взобрался дивный паренек лет десяти на вид. Он сидел на ветке и метал взгляд повсюду, словно впервые видел эти края и восхищался ими. Через реку напротив нас покачивалась стая рогоза, будто грозя кому-то черными головами.

— Во тьме веками сеют смуту корабли! Черные, как сталь, черные, как ночь они! Из мрака рождены древнейшим древом, таковы узники, посланники беды!

Я смотрел на брата с восхищением. Как легко лились из его уст стихи… как легко из них лилась эта красота, завернутая в слова!

— Их ни счесть на горизонте, горд их на рассвете блик. Волнуйся же ты сине море, ибо их штандарт горит! — продолжил я.

Брат улыбнулся:

— Мне даже грустно, что я не застал каким здоровским поэтом ты вырос!

— Ты много чего не застал.

— Например?

— Смерть нашей матери и смерть отца.

— Отчего же они умерли?

— Думаю, от старости.

— Замечательная смерть! Раньше я думал, что нет ничего хуже дожить до тех лет, когда не можешь взять в руки перо, но теперь мне кажется это самая что ни на есть героическая смерть. Сколько нужно воли и тяги к жизни, чтобы прожить нашу ужасную, полную горестей человеческую жизнь!

— Я бы обиделся на тебя за такие слова, но ты уже мертв, так что нечего тут раскисать.

Хотя, конечно, на этого Ричарда я очень сильно обиделся.

— Пройдемся еще немного?

— Конечно.

По тропе вдоль реки. По зыбкому бережку, смотря куда наступаю. Под сводом плачущих ив. Дальше легче, свернули на грунт. Брат раскинул руки, вдохнул покрепче, я сделал так же, и мы друг дружке улыбнулись. Рядом с ним я чувствовал себя ребенком. Тем самым младшеньким из Арденского семейства, смотрящего на взрослых глазами яркими, горящими! Глаза взрослых всегда казались мне пустыми и безжизненными. Не то что у моих друзей. Я боялся, что когда вырастет и брат, его мотыльки тоже потухнут, оставив лишь пару тлеющих угольков… но, когда он вырос, я увидел в его зрачках пламя такой силы, какая способна спалить весь мир. Вот и я вырос. И мои глаза, — эти два крошечных уголька, — зажигались так же ярко, как и его, но только здесь и сейчас, пока он рядом. Я не хочу плакать. Не хочу плакать, смотря ему вслед. Он так легко идет, словно под ногами не земля, а облака, сами несущие его вдаль, к границам мироздания.

Мы остановились. Словно брат вспомнил нечто очень важное, о чем, как он считал, не мог забыть.

— Кстати, почему ты пришел в башню? — спросил он, почесав нос.

— А должна быть какая-то причина?

— Согласен, не всегда она нужна. Получается, просто так? Не для того, чтобы убить Смерть не для того, чтобы спасти людей или не потому, что был в себе слишком самоуверен и хотел славы?

— Получается… просто так.

Он подумал немного. А затем взглянул на меня серьезно. Казалось, его взгляд проник в самую мою душу.

— А как же испытать судьбу? Воспротивится ей? Не от всепоглощающего чувства одиночества? Не из-за того, что искал смерти?

Я покачал головой, глупо улыбаясь.

— Я очень хорошо разбираюсь в людях.

— Я знаю.

— Ха! Так вот каков ты, КРАУ АРДЕН! Мы с тобой совсем не похожи, но кровные узы делают свое дело!

Я рассмеялся. Да, это правда.

— Здесь нам придется проститься, если будет возможность, я снова тебя навещу. — Ричард передал мне серебряную брошь в виде пера, — Она ненастоящая, и как только ты пойдешь дальше, она рассыпится. Но хорошенько запомни ее. Если когда-нибудь ты найдешь подлинную, то она обязательно приведет тебя ко мне. А тогда… кто знает?

Я с почтением принял этот кратковременный подарок:

— Обязательно найду. И тогда… никто не знает, что будет тогда.

— Ха! Хорошо! Тогда ступай, боюсь твоим спутникам потребуется помощь. Не каждый день увидишь мертвых родственничков. А я еще посмотрю на реку. Тянет меня природа.

Мы обнялись и пожали руки. Я ушел с мыслью, что никогда больше его не увижу. За весь вечер я так и не сказал ему ни разу, как сильно его люблю. Но иногда не нужно никаких слов. Я знаю, что он и так все понял.

Празднество стихало. А я все шел и думал. Кто все эти люди, пришедшие к нам, словно во сне? Неужели это души, которые когда-то забрала Смерть, а теперь выставившая их нам на показ? Должно быть, ты очень цинична. А еще умелый манипулятор. Просто ли ты охраняешь свои владения без чувств и других людских спутников, или ты похожа на своих слуг? Сейчас я хочу узнать это больше всего на свете. Увидеть тебя. Поговорить. Может быть, я схожу с ума… Но ты нужна мне.

— У нас проблема, Крау. — сказал мне Альтер, когда я встретил его у указателя. — Но для начала ответь мне. Ты готов идти дальше?

— А у меня есть выбор?

— В тебе я не сомневаюсь. Недавно ты уже доказал, что готов.

— Так что за проблема?

— Эленмер… Элен не хочет уходить.

Я посмеялся, а затем затих, уловив дурной настрой эльфа:

— То есть как это не хочет?

— Она