чем обычно. Ну разве что, если он его на мне окончательно порвёт, но до этого доводить бы не хотелось. К тому же, если мужчина поймёт, на что я покушаюсь, всё будет ещё хуже.

Собственная беспомощность пробуждает во мне ещё больше злости. Я перестаю пятиться и отвечаю князю прямым взглядом, в который вкладываю всю свою ярость и ненависть. И он останавливается.

Стоим как два барана на узком мостике. Кто первый проиграет в гляделки? Только с моей стороны мост толщиной с волосок, и этот гад об этом знает. Мне первой отступать никак нельзя.

Князь проводит пальцем по прокушенной губе, стирая кровь, и разрывает зрительный контакт.

Ну, да, что ему девушке в глаза пялиться, когда платье на груди разорвано? Вот туда он теперь и смотрит. А я ещё плотнее стягиваю края и чувствую, как горят щёки.

— Иди, переоденься, Адриана, — хрипло говорит князь, делая шаг назад. — Нам надо отправляться.

Не верится, но победу праздновать рано.

— То есть мне на мужчин смотреть нельзя, а им на меня можно, — пытаюсь сказать это с ехидцей, но мой голос тоже просел.

— Это ещё почему? — глаза князя угрожающе прищуриваются.

— Возле двери в мою… то есть в отведённую мне комнату дежурят четверо мужчин. И, по крайней мере, один из них не прочь сделать со мной то же самое.

— Кто? — рычит Айварс, мигом теряя самообладание.

— А неважно, — быстро отвечаю я.

Не сдавать же озабоченного придурка из-за одной фразы. Князь его прихлопнет, а мне потом всю жизнь угрызениями совести мучиться.

— Я ведь всё равно выясню, Адриана.

Капец. Подставила парня. Надо выручать.

— А какая разница? Насколько я поняла, вы всё равно всех надоевших девиц в казармы или в дома терпимости сбрасываете.

— Дома чего?

— Ну как у вас они называются? Дома забав? Мне и предложили покровительство и заботу после того, как вы мной наиграетесь. Очень вежливо, между прочим, предложили.

Но Айварс намёков не понимает, продолжает гнуть своё, ревниво-собственническое, тем более что я вроде как противопоставила ему другого:

— Тебе он понравился?

— Ну, по крайней мере, одежду на мне до сих пор никто не рвал, кроме вас, Ваше Сиятельство. Как я в таком виде пройду мимо четырёх мужчин?

Некоторое время князь пребывает в задумчивости, а затем зовёт:

— Стилс!

Вроде сказал это Айварс негромко, но мне показалось, что звук прошёл сквозь меня и, дойдя до двери, просочился дальше.

Одна из створок тут же распахивается. Надеюсь, что Айварс применил магию, а слуга не сидел всё это время у замочной скважины. На пороге появляется мужчина средних лет в ливрее и, старательно глядя мимо меня, замирает в ожидании приказаний.

— Передай Ланди, чтобы убрал охрану у двери иномирянки. Немедленно. И Лариту сюда с одеждой для госпожи.

Бросив на меня осторожный взгляд и, видимо, оценив масштабы повреждения, слуга исчезает.

С минуту стоит тишина, Айварс меряет гостиную шагами, и я невольно отслеживаю каждое его движение. Всё-таки он чертовски красив. В нём удивительным образом сочетается массивное тело с буграми мышц и хищная лёгкость. Не могу им не любоваться, но одновременно испытываю страх, понимая, что я тростинка, которую он может сломать двумя пальцами. Удивительно, что у меня получилось остановить эту махину.

Айварс резко поворачивается и перехватывает мой взгляд. Я инстинктивно вздрагиваю, и он это замечает.

— Не бойся, — слышу досаду в его голосе. — Просто не провоцируй меня больше.

Ушам своим не верю. То есть это я во всём виновата? Открываю рот, чтобы съязвить, но тут же захлопываю, понимая, что ситуация не та. Любое моё слово может стать именно провокацией. И, если князь снова сорвётся, то дорвать уцелевшую часть платья для него будет несложно. Поэтому закусываю губу и опускаю глаза в пол.

— Откуда в тебе столько дерзости? — продолжает он, и напряжение снова начинает нарастать. — В вашем мире принято так говорить с мужчинами?

Так, похоже, демонстрация смирения тоже не вариант.

— Дерзостью вы называете попытку защитить свою честь? В вашем мире принято подчиняться насилию?

Язык мой — враг мой. Упускаю момент, когда Айварс оказывается рядом. Железные пальцы захватывают мой подбородок и заставляют поднять голову. Снова глаза в глаза.

— Ещё ни одна женщина не смела так со мной говорить, — цедит он сквозь стиснутые зубы, а я заворожённо смотрю на капельку крови, выступившую у него на губе. — И знаешь, Адриана, мне это нравится.

— Чёрт! — вскипаю я. — Так что мне сделать, чтобы разонравиться? Если для этого я должна по команде покорно раздеваться и укладываться в постель, то этот вариант мне не подходит.

Князь хищно улыбается:

— Покорно не надо. Хочу видеть страсть в твоих глазах.

— Не дождётесь, — шиплю я.

— Посмотрим.

Стук в дверь. Я начинаю расслабляться, чувствуя, что пальцы Айварса отпускают мой подбородок. А зря. Он резко наклоняется и жёстким собственническим поцелуем ставит точку в нашем разговоре. Тут же отстраняется, наблюдая за моей реакцией. А у меня вся злость слетела, осталась только растерянность, которую, похоже, скрыть не получается. И на лице князя расцветает самодовольная улыбка.

— Моя, — заявляет со спокойной уверенностью и делает шаг назад. — Войдите!

Появляется Стилс, а из-за его плеча выглядывает Ларита.

— Помоги госпоже переодеться, — властно говорит он моей служанке. — И быстро. Через полчаса она должна быть у меня в кабинете.

Глава 21. Разум или гормоны?

Ох, нелёгкое это дело — противостоять дракону.

Едва Ларита, укутав меня в накидку, выводит в коридор, накатывает слабость. После того, как я в третий раз спотыкаюсь, служанка подаёт мне руку и говорит с сочувствием:

— Обопритесь на меня, госпожа, вы еле держитесь на ногах.

На всём пути до покоев навстречу не попадается ни одного человека. Когда меня провожали на завтрак, я видела и слуг, и нескольких человек в военной форме, и двух дам в расшитых блестящими камешками платьях. Сейчас же в коридорах пусто — словно метлой всех вымело. Неужели это не случайность, и Айварс позаботился? Под просторной накидкой не разглядеть, как я одета или, точнее, раздета. Но очень сомневаюсь, что хоть что-нибудь осталось от причёски после того, как дракон растрепал её своими лапищами. Любой встречный сразу поймёт, что девушку знатно поваляли на сеновале.

И что с того, что я никого не знаю в этом замке? До того момента, как я попала в этот мир, мне за все мои двадцать два года не приходилось столько краснеть, сколько за эти сутки. А если не получится вернуться домой и придётся здесь обустраиваться? Хорошенькая репутация