Рита стояла посреди кухни – красная, обиженная так, как если бы она и на самом деле собиралась убить своего несуществующего мужа. Однако реакцией Берты на свое смелое и отчаянное предложение она была довольна: она не ошиблась в этой женщине – Берта не покрывала своего любовника. А это означало одно: Крупин не убивал свою жену! И не вызывал ее в парк. Доказательство же того, что кровь на рукавах его джинсовой куртки могла быть и другого происхождения, у нее тоже имелось, и Рита в предвкушении вечернего спектакля покрылась мурашками…

Собрав все свои вещи и уложив их в сумку, Рита, не проронив больше ни слова, буквально выбежала из квартиры Селезневой. Села в машину и поехала домой. Она спешила: по пути ей надо было заехать на рынок…

– Наточка, ты очень скучаешь по своему мужу? – Ксения Илларионовна защипала края пирога с капустой и сунула противень в горячую духовку. Наталия, ее младшая дочь, такая же рыжеволосая, как и Рита, невысокая, с аппетитными формами молодая женщина в черном платье и с черной шелковой лентой в волосах, убирала черным газом зеркала и, забывшись, напевала мотивчик известного шлягера.

– Да как тебе сказать, мама… С одной стороны, скучаю, а с другой – сама знаешь… У меня такое странное чувство, будто бы я вышла из тюрьмы! Никогда ведь не сидела (не дай бог, прости меня, господи), а чувство – именно такое. И никаких страхов! Я всегда думала, что буду бояться покойников, что спать перестану, а у меня почему-то все наоборот – после смерти Миши я наконец-то выспалась. Никто ко мне не приставал, ничего не просил, не дергал меня… Ой, мам, извини… Но он совсем извел меня, я уже и не знала, куда от него деваться. Ты вот спросила меня сейчас, скучаю ли я по Мише. Зачем спросила? Пристыдить хочешь? Нет, не скучаю. Я отдыхаю от него, вот такие дела… Видишь, зеркала закрываю черным, ты пироги печешь к поминальному обеду, а у меня такое чувство, что вот сейчас раздастся звонок в передней, я открою, а там стоит он, Миша: пьяный, в помятом костюме, размякший, как промокашка, и противный… Жил себе человек, радовался жизни, как мог. Чего я только от него не натерпелась, в каком только виде его не видела!.. Он ведь своих баб в обеденный перерыв к нам домой, сюда вот, водил… Однажды я пришла домой рано, была в поликлинике, словом, неважно себя почувствовала и не пошла на работу, отпросилась… Так вот, открываю дверь, вхожу – и сразу вижу на коврике под вешалкой туфли. Красные, на шпильках. Рядом – растоптанные башмаки моего благоверного. Я разуваюсь и тихонько так на цыпочках иду дальше… Дохожу до кухни, и что же я там вижу?! Сидит голая девица прямо на кухонном столе, между коленями у нее – голова Миши, и она вцепилась пальцами в его волосы, того и гляди выдернет, и стонет… На подоконнике бутылка коньяку, тарелка с квашеной капустой… Представляешь?! Они коньяк капустой закусывали!.. Девица эта увидела меня и чуть не задушила бедрами Мишку… Спрыгнула со стола и босиком – в спальню, где они раздевались… Миша же поднялся с колен, посмотрел на меня мутным взглядом и отправился вслед за своей шлюхой – одеваться… Я в этот же день предложила ему развестись, но вместо нормального, цивилизованного разговора получила пощечину… Он же, когда был пьяный, ничего не соображал…

– Я говорила тебе, что нечего тянуть с разводом… Дотянулась!.. – Ксения Илларионовна раскатала еще один пласт упругого белого теста и уложила его в круглую форму, засыпала резаными яблоками с сахаром. – Я об одном переживаю… Ведь он выпил минеральной воды, которую взял в холодильнике… Значит, ее кто-то отравил! А если бы в этот день ты была дома и выпила эту воду…

– Мама, ты же знаешь, что я не пью ни «Ессентуки», ни «Боржоми», потому что знаю – все это ненастоящее, фальшивое, с добавлением соды, соли и еще какой-то гадости… Я и Мише говорила… Вот австрийские сиропы – это другое дело, я разбавляю их водой… Сама знаешь… Кстати, хочешь, я разведу тебе черничный сироп?

– Хочу. И положи побольше льда. Хоть и дождь на улице, а здесь у нас – Бухара. Всегда, когда печешь, жарко… Корицу положить?

– Куда?

– В яблочный пирог.

– Конечно, положи.

– Твой благоверный любил яблочный пирог…

– Мам…

– Ладно, не буду.

– Говоришь, ты у Риты ночевала? Чего так?

– Страхи мучают. Бессонница. Закрываю глаза – и вижу Мишу.

– А почему ко мне не пришла?

– Подумала, что и тебе спать не дам… А у Риты все-таки места много, мастерская…

– Как она там? Работает?

– Наташа, я должна тебе что-то сказать… Яйцом смазывать будем?

– Мама, ты что?!

– Я спрашиваю, пирог желтком смазывать будем?

– Ты про пирог… Что ты хотела мне сказать? Все зеркала я закрыла… Сейчас тебе сироп разведу… Ну?!

Она остановилась, чтобы посмотреть, как мать будет украшать пирог лепестками из теста.

– У Риты – беда… Она влюбилась. Я так боялась этого, так боялась!.. Жила себе девочка спокойно, работала, делала что хотела, покупала что хотела, ездила куда хотела… Она была свободна… И тут вдруг – мужчина…

– Мам, как будто бы у нее раньше мужчин не было…

– Это не тот случай. Уж поверь мне. Открой духовку, посмотри, как там, подрумянился?

– Не переживай раньше времени. Просто ты у Риты редко бываешь. Я вот, к примеру, как к ней ни приду, у нее обязательно кто-то есть… Сидит себе какой-нибудь роскошный мужик в кресле, а она делает вид, что его рисует, а ведь с портретами у нее проблема… Что-то она недотягивает, не улавливает сходства… Ты помнишь, как она твой портрет рисовала, на даче? Все похоже – и глаза, и губы, и даже красные бусы, но все вместе – не ты.

– Думаешь, она портретами их к себе заманивает? А мне кажется, что она просто-напросто издевается над ними, потешается, развлекается, если хочешь… От скуки. От одиночества…

– И так плохо, и эдак… Что-то я тебя, мам, не пойму…

– Да боюсь я за нее, понимаешь?!

– А что за мужчина-то?

– Скажу – упадешь. Ты сядь на стул, тогда и скажу.

– Неужели губернатор?

– Не смешно. Его зовут Марк. Тебе это имя что-нибудь говорит?

– Марк Аврелий, Марк Рудинштейн… Марк Александрович Садовников… Садовников? Неужели?!

– Следователь…

– Они же соседи…

– Но плотно познакомились они только после смерти Миши. Так сказать, он их и свел.

– Хоть одно хорошее дело сделал… – Ната взяла со стола обрывок теста и съела его. – Сдобное…

– Ты находишь?

– Пирог еще не зарумянился… Так что не переживай. Тебе сколько кубиков льда?

– Два… Смотри, как небо потемнело. Гроза будет… Поди, Наточка, закрой балконную дверь…

– Мама…

– Что? – Ксения Илларионовна испуганно взглянула на дочь. – Ната, ну что ты так на меня смотришь?.. Да, я напугана!.. Мне страшно, нервы мои на пределе… К Рите я уже сегодня не пойду. Этот Марк, быть может, и воспитанный человек, но своего не упустит… Представляешь, Натка, он не ушел к себе, а остался с Ритой… а мне постелили внизу, в мастерской. Но я не в претензии, нет, просто я не помню, чтобы Рита вела себя так легкомысленно или, наоборот, – так серьезно… Они друг с друга глаз не сводят. А ведь познакомились всего пару дней тому назад!.. Как ты думаешь, следователи прокуратуры – такие же мерзавцы, как и все остальные?