Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От павильона к главной дороге вела дорожка из белой гранитной плитки. Почти новой и явно дорогой. Этот незначительный акцент дополнил образ Собесского новой гранью. Наследник известного мастера не имел проблем с деньгами, иначе бы не позволил себе такое излишество.
— Ну, и чем вы меня еще удивите? — обратился Константин к обступившим поляну деревьям. — Выведете на чистую воду коварных соседей? Или представите мне своего хозяина живым и невредимым? А кто-то совсем недавно не верил, что в двадцать первом веке случаются чудеса…
Дом стоял на невысоком пригорке. К нему сбегались многочисленные тропинки. В угоду непонятного происхождения капризам или убеждениям прежнего хозяина узкая асфальтовая лента заканчивалась у поворота. Здесь же располагался гараж на несколько машин. С одной стороны, неудобно. С другой же…
Что-то волшебно-средневековое ощущалось в вытянутых силуэтах, в высоких стрельчатых окнах, остроугольных арках, изящных витражах. К центральному входу, обозначенному двумя колоннами и высоким, в обрамлении гранитных перил крыльцом, вела заросшая двойная колея. Похоже, сюда подъезжали только на лошадях. Константину померещились двуколки и даже кареты, привезшие разодетых в пух и прах гостей на настоящий бал. Где-то среди возбужденных и радостных лиц мелькнули знакомые черты. Кажется, мадемуазель Коханая собственной персоной. А вот и…
— Не может быть! — охнул Константин и остановился.
В одном из вельмож он узнал себя. Наваждение? Или полет в вечность? Робкий присел на край замысловатой садовой скамьи, позабыв о ране. Потряс головой, прогоняя видения. Осмотрелся. Никого. Прислушался. Тихо. Гармонично. Если не сказать: проникновенно.
— Ну и чего тебе не жилось? — развел он руками для пущей убедительности. — Такой дом. Такой парк вокруг. И талантом Господь не обидел. Хоть и страшенные твои скульптуры, но не лишены достоверности и характера. Причем, у каждой свой. Мельком я их видел, толком и разглядеть не успел — каюсь — не фанат подобного искусства — но запомнились во всех подробностях. Дай карандаш — нарисую. Правда, художник из меня никакой. Но для дилетанта…
Робкий затих в ожидании ответа. Тишина. Кто бы сомневался!
Он вздохнул, заметив, что в последнее время явно злоупотребляет вздохами. Поднялся. Отыскал в кармане нужный ключ. И вошел в дом.
Разве что дверь заперта, а так здесь ничего не поменялось со времени его кратковременного первого визита. Сдвинутый в сторону ковер, небрежно затертые кляксы на плитке у самого плинтуса. Человеческая кровь. Вторая группа резус отрицательный. Идентично крови Франца Собесского.
— Ну и что? В каждом доме вполне могут оказаться следы крови хозяев. Мало ли — порезался бритвой или кухонным ножом. Или тем и другим сразу — неудобоваримо, но имеет место быть.
Может, совпадение? Подумаешь, порезался алкоголик! Потом затер кое-как следы. И ушел с приятелями в загул. Пока деньги не кончатся. Обычная история для компании забулдыг. А я тут на балах вытанцовываю. А заодно служебные обязанности выполняю. Полная белиберда!
Он прошел в глубину дома. Отметил краем взгляда неплохую коллекцию акварелей на стенах коридора. Несколько добротных скульптурных групп в гостиной. Оригинальный молдинг над лестничной площадкой. Оценил обстановку. Стильно, без лишних выпендронов. Кажется, ар-деко и минимализм.
Как же не вписывается сюда образ шантажиста-алкоголика! Двуличность? А не проще ли допустить ошибки в трактовке личности нашего героя? Удобно и правдоподобно — пьяница и не разброчивый в средствах соглядатай. Кого, как не его, надлежит убрать из рукотворного земного райка? Паршивая овца среди мирно пасущихся собратьев. Если не волк в овечьей шкуре. Разносчик паразитических взглядов и всяческих прочих жизненно опасных пакостей. Возмутитель дорогостоящего спокойствия. Разрушитель идеалов и планов. Ату его, ату!
И вот, аллилуйя, справедливость восторжествовала! Некий доброжелатель подарил мирным обитателям Престижного свободу. Да здравствуют доброжелатели!
— И все чинно и гладко, — подытожил свои выводы Константин. — Вот только вмешалась в процесс всякая правоохранная шушера. И конец недавно обретенному покою. Теперь остается только затаиться и тихо возненавидеть милиционеров, явившихся на ошибочный зов растерянных аборигенов. И кому с этого всего хоть какая польза? Разве что ретивому моему помощнику для приобретения практических навыков сыска. Кстати, а как он там?
Константин включил мобильный. Ни ответа, ни привета. Не случилось ли чего? Нажал на вызов.
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — бесстрастно сообщила автоответчица. — Перезвоните позже…
— Благодарю покорно, — галантно поклонился незнакомке Константин. — Но только после вас. Время вечернее. Если уж вляпался мой напарник куда, все равно до завтра ничего предпринимать не стану. И так перестарался. Мне бы сейчас прилечь на Люсину постельку, выпить чашечку зеленого чая, съесть бутербродик с красной рыбкой — и на боковую. И хозяйке накажу: никаких визитеров: майор Робкий К. А. неважно себя чувствуют. Переоценил собственные возможности, бывает. Приходите завтра. Прием начинается ровно в девять.
Отметив две кружки с недопитым чаем в эркере большой и уютной кухни и аккуратно разложенную мясную нарезку на тарелке, стоящей в холодильнике, майор заторопился домой. Сомнений в присутствии у Собесского накануне исчезновения гостя не возникало. Оставалось лишь определить роль незнакомца. И вычислить местонахождение хозяина. А также его нынешнее состояние.
— Пациент скорее жив, чем мертв, — процитировал майор лесного доктора из «Буратино». — Хотелось бы верить. А что на это нам ответит интуиция?
Последняя благополучно безмолвствовала. А майор, выйдя на знакомый серый тротуар, наткнулся на знакомую уже дорожку двойного следа, тянущуюся вдоль тротуара и исчезающую у бордюра, чтобы возникнуть снова на очередном повороте.
— Мда, а ведь очень похоже на ноги. А это что? — майор нагнулся и снял с ветки плетущейся розы клочок черного полиэтилена. Выматерил выскочившую на поверхность сознания штамповку. Покачал головой: «Неужели Пукель прав и не стоит морочиться в оптимистическом направлении, а элементарно обнаружить злоумышленника и вывести его на признание? Или в черных полиэтиленовых мешках сейчас выносят из дому все, что ни попадя?»
Присмотрелся к убегающему вдаль следу:
— Судя по глубине, тащили что-то тяжелое. Очень тяжелое. И двойное. Что бы это могло быть?
Робкий приподнял голову, словно спрашивая ответа у невольных свидетельниц происшествия. Верхушки берез зашумели в ответ что-то неразборчивое. Облака безмолвно продолжили свой путь. Небесную синь прочертила серебристая нить — конденсационный след самолета. Взгляд майора коснулся ослепительно ярких от солнечного света березовых стволов, сочной давно не кошенной травы. И наткнулся на земляничину. Огромную, переспелую, пронизанную теплом и сладостью. И еще одну, с бледно-розовым бочком. И еще…
— Мама дорогая, да их же тут…
Портрет в интерьере. Девушка у окна
— К вам можно? — Ярослав учтиво козырнул и просительно улыбнулся.
— Ну, как вам