– Что значит «поставить на меня?», – пролепетал я, ощущая тошнотворный холодок, возникший в области сердца и скатившийся куда-то в живот. – Вы что же, думаете бежать с моей помощью?

– Какая ерунда! – Инна оглянулась, ища куда бросить окурок, и, не найдя подходящего места завернула его в салфетку и сунула в карман пальто. – Для побега у меня элементарно не хватит сил, да и бежать мне некуда. И, самое главное, какой смысл? Зачем проводить остаток жизни в бегах, когда можно дожить в комфорте и при должном уходе? Но в чем-то вы, Алик, правы. Я действительно хочу устроить побег. Только не себе, а неким, мыслям, идеям, результатам исследований – словом, информации, которую не хочу отдавать в грязные и неумные руки.

– Вы имеете в виду секретные сведения из вашего «сундука» или то, что оставил ваш отец? – спросил я. – Вы же говорили, что уничтожили его тетради? И потом, откуда вы знаете, что я соглашусь вам помогать и какой мне резон это делать?

– Я имею в виду и то, и другое. Разработки и идеи отца я дополнила современными расчетами и исследованиями, которые только подтвердили их ценность. Отцовские тетради действительно были сожжены, но предварительно я резюмировала их содержимое, сделав что-то вроде выжимки. Теперь о ваших резонах. У вас, как и у меня, нет выбора, вот и все.

– Выбор всегда есть, – ответил я голосом киногероя. – Послать к чертовой матери все ваши сожженные тетради и направленные землетрясения и жить на пенсию. Уверяю вас, мне хватит.

– Ага, вы знаете про землетрясения, значит, вас хорошо проинструктировали. Тем лучше – меньше потребуется времени на объяснения. Не пошлете, Алик, и вот почему. Во-первых, вы умный человек с задатками романтика и авантюриста – да-да, я их сразу в вас почувствовала! Но беда в том, что всю свою жизнь вы провели в борьбе с собственной сущностью, вместо того, чтобы просто отдаться ей и жить в гармонии с собой. А вы? Занимались тем, что неинтересно, общались с теми, кого не уважали – ну и так далее.

Сейчас, на склоне лет, перед вами открывается – может быть, последняя – возможность круто изменить жизнь. Провести ее остаток ярко, интересно, насыщенно… Черт возьми, прожить еще три, пять, десять жизней!

– Во-вторых, – Инна сделала шаг вперед и теперь стояла, глядя мне прямо в лицо, – если даже вы струсите и решите отсидеться на убогую пенсию, то сделать это вам не позволят ваши нынешние работодатели. Вы же почти год общаетесь со мной и можете знать много того, что знать не положено. Да и сами они рассказали вам достаточно, чтобы вы могли представлять для них опасность. Мало ли с кем вы решите поделиться по пьяной – уж извините! – лавочке.

– Почему же по пьяной? – заносчиво возразил я. Меня, конечно, не на шутку испугала перспектива быть убранным в качестве ненужного свидетеля, однако слова Инны о бездарно прожитой жизни и возможности что-то исправить произвели на меня гораздо более сильное впечатление.

– Почему же по пьяной? – я все еще пытался сопротивляться. – Напишу обо всем в отчете, как и надлежит согласно инструкции.

– Ах, да ничего вы не напишете! – Инна продолжала смотреть мне в лицо. – Для них такой отчет будет самым лучшим подтверждением того, что вы опасны. Нет, я не утверждаю, что вам обязательно устроят автомобильную катастрофу или алкогольное отравление с летальным исходом, но всю оставшуюся жизнь будут держать на очень коротком поводке, это уж точно. И очень хорошо, если это будет местечко вроде этого, хотя лично мне кажется, что для вас они найдут что-нибудь попроще.

– В любом случае, – переключаясь с убеждающего на резюмирующий тон (немедленно вызвавший из глубин моей памяти нашу школьную сволочь-математичку, которую я не вспоминал лет сорок) сказала Инна, – вы можете поступать, как подсказывает вам здравый смысл. Я все равно расскажу вам то, что собиралась. Не выслушать меня вы не можете по двум причинам. Во-первых, вас уже сейчас поедом ест любопытство, к тому же вы заинтригованы возможностью хорошо заработать – и только попробуйте мне соврать, что это не так! А во-вторых, слушать меня – ваша обязанность. Вы можете что-то упустить в отчете, ненамеренно, конечно, а вот не выслушать – не имеете права!

– Ну да, – сказал я примирительным тоном. – Рассказывайте, если хотите, но имейте в виду: я вас за язык не тяну и помогать вам не собираюсь. Никогда не был пешкой в чужой игре, предпочитаю играть в собственные игры, пусть даже достойные исключительно пешек.

– Браво! – сказала Инна, но на этот раз без тени насмешки. – Прекрасно сказано. А теперь о деле. Помните, мы говорили о том, что наша планета – это живой организм, некое существо, которое в один прекрасный момент может взять да и стряхнуть с себя надоевших паразитов, то есть нас с вами?

– Что-то припоминаю, – сказал я как можно более равнодушнее, хотя все мое существо немедленно сделало стойку. – Это о том, как и в какое место нужно уколоть слона?

– Именно! Вы максимально точно и кратко описали теорию направленных землетрясений. Правда, между слоном и землей есть существенная разница. Если заставить отряхнуться слона, с его тела слетит все что на нем находится. Планета же огромна, и, конечно, можно заставить… нет, не нравится мне это слово… нет, не заставить… Вот! Вызвать в ней непреодолимое желание отряхнуться, как слон, от головы до хвоста. Вызвав тем самым апокалипсис, потому что такой встряски никто на земле не переживет. Изменится климат, материки и океаны поменяются местами, да мало ли что еще. Повторюсь: такое теоретически возможно и даже осуществимо практически. Нужно только знать, куда уколоть слона, а в том, чем колоть, недостатка, к сожалению, нет…

Впрочем, желающих пойти на такой шаг, то есть устроить искусственный конец света, найдется немного. Решения подобного рода принимают политики, а среди них не бывает фанатиков, готовых ради идеи уничтожить все человечество, как не оправдавшее доверие. Вместе с собой любимым, разумеется.

Но совсем другое дело – устроить мини-конец света в одном отдельно взятом недружественном регионе. При этом не нужно расходовать материальные и человеческие ресурсы, не нужно тратить время ни на саму войну, ни на дипломатическую подготовку к ней, наконец, не нужно внушать согражданам, равно как и гражданам других государств мысль о собственной правоте, что тоже очень и очень накладно.

– Только представьте, Алик, какая колоссальная экономия! – Инна подошла ко мне, взяла под руку и чуть ли не силой поволокла гулять дальше. Слова об искусственном апокалипсисе не произвели на меня особого впечатления – я никогда не сомневался, что люди в своем вечном стремлении к совершенству обязательно придут к чему-то подобному и в конце концов истребят друг друга.

Впечатлило и напугало меня другое. Если моя подопечная действительно имеет хоть какое-то отношение к созданию оружия такой мощи, то мои дела и вправду плохи. Но я ведь в принципе знал, на что шел, так что винить, если что, некого. Хорошо, если в конце концов выяснится, что она обыкновенная сумасшедшая. Тогда и вопросов ко мне не будет никаких, и заначку какую-никакую я успел накопить. Может, все и обойдется. А Инна между тем вдохновенно рассуждала об экономии: