Камилле предстояло распрощаться еще с одним человеком. На пути через Атлантику девочкам сообщили, что Элиза Вистинг доедет с ними на пароходе от Кристиании до дома Амундсена в Ураниенборге. Там ей придется их оставить и вернуться домой в Хортен, а Нита и Камилла будут жить в Ураниенборге под присмотром Леона, брата Руала, и его жены Алины. Расставание тяжело далось и Элизе, которая много месяцев жила вместе с девочками и особенно привязалась к младшей. Сразу после прощания в Ураниенборге Элиза написала в письме: «Каконита всегда в моих мыслях, бедняжка, она так горько заплакала, когда я сказала вечером, что мне пора уезжать. Я не думала, что она так близко это примет к сердцу»[127].

По приезде в Кристианию Нита заболела, поэтому осталась в каюте и к журналистам не вышла. Похожее случилось с ней, когда они приехали в Сиэтл, – и дело было не только в морской болезни. В конце концов хрупкое здоровье Ниты стало вызывать серьезное беспокойство. Почти через год после прибытия в Норвегию, в канун Рождества 1922 года девочки крестились, обряд проходил дома в Ураниенборге. Пастор совершил домашнее крещение, потому что Нита только оправилась после тяжелого гриппа[128]. Конечно, тогда, как и сейчас, дети периодически болели, но для коренных народов из разных уголков мира, переселенных на Запад, грипп был гораздо опаснее из-за отсутствия у них иммунитета. История вывезенных людей насчитывает множество трагических примеров. Самый известный случай произошел с инуитами, которые приехали в Нью-Йорк с Пири. Все они умерли от гриппа за короткое время, за исключением Миника, который проболел все детство. Похожая история произошла в 1880 году, когда норвежец Йохан Адриан Якобсен нанял восемь инуитов для участия в так называемых этнографических выставках в зоопарке Хагенбека в Гамбурге[129]. В течение шести месяцев все восемь умерли от оспы – еще одной болезни, которая оказалась гораздо опасней для туземцев, чем для заразивших их европейцев.

В одном интервью Амундсен сообщил, что беспокоится о здоровье чукотских детей, для которых грипп мог стать смертельным. Это происходило в июле, они только прибыли в Сиэтл. Амундсен намеревался отправить девочек в Норвегию, как только закончится лето, чтобы переход в более холодный норвежский климат был не слишком резким и не привел к болезни: «Если бы я послал их, привыкших к холодному климату, сейчас, в разгар лета, они бы наверняка умерли»[130]. Амундсен тревожился не напрасно: после отплытия из Арктики грипп несколько раз подкашивал девочек. В своем письме брату Леону он дал подробные рекомендации, как заботиться о девочках по приезде в Ураниенборг: им необходимо теплее одеваться и в первую очередь следить, чтобы ноги были сухие. В переписке Амундсена помимо советов по здоровью часто звучала фраза: «Попроси всех, чтобы они прежде всего были добры с ними»[131].

Газета Tidens Tegn опубликовала изображение Камиллы и Ниты по прибытии в Кристианию. Художник не старался достоверно нарисовать девочек: черты их лиц неясные, они не похожи на самих себя. Их жизнь в Норвегии началась так же, как и в Америке: в качестве двух экспонатов в экзотической одежде. Норвежские газеты больше интересовались их необычной внешностью, чем правдивым изложением фактов. Tidens Tegn все перепутала в своем репортаже, назвала Ниту старшей девочкой, и будто «…это ее отец попросил Амундсена забрать детей с холодного севера и вырастить как белых людей»[132].

«Две приемные девочки Руала Амундсена прибыли на „Ставангерфьорде“. Они – первые представители своего племени, ступившие на цивилизованную землю. Девочки будут жить у Леона Амундсена до своего совершеннолетия».

В американских и норвежских газетах девочек называли то приемными, то усыновленными детьми. Такая путаница в понятиях объяснима, поскольку эти термины часто использовались как синонимы, а юридические отношения Амундсена с девочками не были никак оформлены. Нет свидетельств, что он когда-либо официально их удочерял. Судя по всему, Амундсен и Чарли Карпендейл устно договорились, что Амундсен позаботится о Камилле, даст ей образование, а затем она вернется в свою семью. В этом понимании Камилла попадала под определение приемного ребенка, которого отдали на время, но ответственность за нее по закону несли биологические родители. С Нитой дело обстояло иначе: ее мать умерла, а отец передал ее без какого-либо соглашения или условий ее жизни в будущем[133].

В это время в Норвегии и других странах Северной Европы развивалось законодательство, призванное обеспечить благополучие детей. Обучение в школе стало для всех обязательным. Поэтому Амундсен позаботился о том, чтобы девочки начали учиться в школе Болеруд в Оппегоре[134], где находилась усадьба Амундсена Ураниенборг. В остальном норвежское законодательство 1920-х годов не предъявляло никаких требований относительно его отношений с детьми. Закон в первую очередь защищал детей, которых забирали в семьи за плату. Исключения составляли случаи, когда было подозрение, что родители пренебрегают своими обязанностями. В малоимущих семьях, особенно среди саамов, квенов[135] и кочующих народов, риск лишения родительских прав был выше. Трудно представить, чтобы герой-полярник Руал Амундсен оказался в такой ситуации.

Благодаря статусу и привилегиям Амундсена, которые распространялись на Камиллу и Ниту, нельзя сравнивать жизнь девочек с жизнью других приемных детей или воспитанников детских домов в Норвегии тех лет. Хоть они и находились на особенном положении, их перспективы после завершения образования неясны. Мнения журналистов в этом вопросе расходились. В одной газете заявлялось, что обе должны ходить в школу и жить в Норвегии, пока не повзрослеют: «…Каконита, вероятно, останется в этой стране со своим приемным отцом, а Камилла, возможно, поедет обратно в Сибирь»[136]. Однако заголовок над изображением девочек в Tidens Tegn ошибочно утверждал, что они будут постоянно жить с Леоном Амундсеном, пока не вырастут. «Затем они должны решить, хотят ли они снова вернуться в Сибирь или остаться в Норвегии», – говорилось в газете[137].

Противоречивые предположения журналистов о будущем Камиллы и Ниты могли быть связаны с тем, что получаемые ими сведения были неточными. Амундсен и сам не имел представления о том, что их ждет. В Нью-Йорке он говорил газетам разные вещи. Одна цитировала его слова о том, что Камилла, вероятно, пробудет в Норвегии пять лет, а Нита останется там навсегда. Другой газете Амундсен заявил, что девочки сами решат, как долго они пробудут в Норвегии. «Выбор за ними», – сказал он, при этом выразил желание, чтобы Нита осталась с ним[138]. Что касается Камиллы, то неважно, какое решение она