мне невыносимо видеть его тощие, посиневшие от холода ножонки, страх на лице, когда к Сандро устремляется толпа вопящих мальчишек, унижение, когда он в очередной раз промахивается по мячу, а товарищи по команде издевательски свистят. Мне казалось, Массимо восхитится, что я поняла, насколько наш ребенок несчастен, и мы обсудим, в какую более подходящую спортивную секцию его можно отдать.

А не записывать вместо футбола на регби, чтобы «мальчишка перестал быть таким слабаком».

Я поцеловала сына в щеку и объяснила, что папа не сердился, а просто расстроился, поскольку мечтал найти в нем товарища по играм, ведь Сандро – единственный ребенок. И папе было семь лет давным-давно, поэтому он иногда не понимает, что Сандро, хоть и предпочитает сидеть один, вовсе не чувствует одиночества. Сын кивнул, но ничего не сказал.

– Ты понимаешь, о чем я?

Он снова кивнул, посмотрев на меня снизу вверх взглядом побежденного. Глаза у него были сухими.

Непонятно, что творилось у ребенка в голове. Но в любом случае ситуация была слишком сложной для семилетнего мальчика, который должен думать о фильмах Диснея, конструкторах «Лего» и «Меккано», верить в Деда Мороза, а не пытаться ухватить основы силовой политики. Но как ему понять мир, где один человек диктует, а другой уступает? Где Массимо старательно вбивает ближним в головы свои любимые принципы «мы прислушиваемся друг к другу» и «мы заботимся друг о друге», но только когда ему это выгодно. Как ребенку понять, почему я не вступилась за него перед отцом, когда тот издевался над его привязанностью к краскам и карандашам, почему не встала перед Массимо глаза в глаза, не ткнула пальцем ему в грудь и не заявила: «С меня хватит. Я от тебя ухожу и ребенка забираю»?

Может быть, став старше, он поймет, что уйти мне позволят только без него. Массимо ясно дал понять: он будет со мной сражаться и сделает все, лишь бы отобрать у меня сына. А я достаточно насмотрелась на семейку Фаринелли и отлично уяснила, что Анна и Массимо никогда не смирятся с поражением, а суть победы заключается для них не только в том, чтобы получить желаемое, но и чтобы противник валялся при последнем издыхании. И даже если мне каким-то чудом удалось бы разделить опеку, то половину времени Сандро все равно оставался бы наедине с Массимо, а меня уже не было бы рядом, чтобы предотвратить, подхватить, успокоить, пожертвовать собой, если потребуется. И эту половину времени предоставленный самому себе ребенок потратит на попытки предугадать, не станет ли поведение, приемлемое на прошлой неделе, поводом для взрыва на этой. Будет сидеть за ужином перед рыбой, которую ненавидит, и размышлять, что хуже: совсем отказаться от еды или съесть через силу, чтобы потом стошнило. Намочит со страху постель и останется лежать в мокром, но отца не разбудит.

И это еще не принимая в расчет того, что будет происходить с моим бедным потерянным отцом, который сейчас находится в безопасности в частном доме престарелых, специализирующемся на пациентах с болезнью Альцгеймера. И оплачивает это мой щедрый муж, который всегда «желал для нас только самого лучшего».

Вот потому-то, вместо того чтобы обнять своего милого мальчика, на чьем лице отражалось недоумение, почему мама не может решить проблему, просто поговорив с папой, я вытащила из ящика спортивный костюм и стала смотреть, как сын мучительно медленно его надевает.

Потом похлопала Сандро по плечу:

– Пойду приготовлю тебе перекусить. Не задерживайся: папа ждет.

Спускаясь по лестнице, я через перила заглянула в игровую комнату, где тигром кружил Массимо. Сотня маленьких клочков бумаги с обрывками разноцветных кружков летали по комнате, как конфетти после безумной свадьбы. Затем раздался легко узнаваемый треск дерева, хруст ломающихся драгоценных карандашей Сандро, падающих на пол радугой умоисступления.

Наказание для ребенка за то, что он тихий и творческий, а не спортивный и мужественный, как мечтал Массимо.

И наказание для меня.

Глава тринадцатая

Мэгги

Нико купил мне чудеснейший рабочий стол с подсветкой и множеством ящиков и ящичков. Заказал просто сказочный шкаф с вешалкой, достаточно высокой для самого изысканного длинного платья. От большинства коробок мы избавились, а те, которые, по мнению Франчески, ей могли понадобиться, когда она станет старше, сложили в угол. Золотую шкатулочку я спрятала под грудой ткани в задней части одного из шкафов и каждый божий день вытаскивала ее, задаваясь вопросом, могла ли ошибиться. Франческа с Анной вбили мне в голову образ святой стройняшки, в чьем доме, да и в жизни все аккуратно рассортировано и разложено по полочкам, где нет места даже пончикам с джемом, не говоря уже об откровенных разговорах и греховном сексе. Поэтому Кейтлин совершенно не подходил облик бесстыжей шлюхи, таскающейся в Бат на тайные свидания. Мог ли другой мужчина, не муж, жадно ее ласкать, задыхаясь от похоти? Женщина, у которой даже для уборки пыли за батареями имелась специальная щетка, как-то не ассоциировалась у меня с опрометчивой и безрассудной страстью.

Я водила пальцами по гравировке на дне коробки, щурясь на открытки и заметки, изучая незнакомый почерк и сравнивая его с почерком Нико. Сомневалась и злилась. С какой стороны ни посмотри – а сторона тут явно одна, сколько ни крути, – ореол святости теперь болтался у Кейтлин вокруг лодыжек вместе со спущенными трусами.

Было безумием цепляться за тайну, которая могла причинить мужу только боль. Конечно, разумнее всего выбросить шкатулку, отнести на свалку, чтобы навсегда похоронить ее грязные секреты среди гниющих подгузников, прохудившихся кроссовок и поломанных видеокассет. Возможно, лет через сто кому-то повезет и он металлоискателем обнаружит драгоценную вещицу, но сейчас правда могла вызвать лишь кучу болезненных для Нико вопросов, которые все равно останутся без ответа. И подольют масла в костер противоречивых чувств, которые Франческа отчаянно пытается укротить.

И все же я почему-то сохранила шкатулочку, не в силах или не желая расстаться с ней. Может, мне виделась в ней некая странная защита от Анны, когда та в очередной раз станет намекать, что Нико никогда не будет со мной так счастлив, как с Кейтлин. Доказательство, что это не моя выдумка, не фантазии извращенного и ожесточенного ума «той, которая пришла следом», не происки самозванки, ищущей измену и предательство там, где их не было.

Сначала я думала показать шкатулку Нико. Возможно, нашлось бы очень простое объяснение, хотя непонятно какое. Но мне не хотелось ставить мужа в неловкое положение или служить гонцом, приносящим плохие вести. Кому сказать: вторая жена утешает мужа, узнавшего об измене первой. Право