Как только Элис покончила с завтраком и наскоро почистила зубы, ома бросила обеспокоенный взгляд в зеркало, нахмурилась, увидев, что щеки у нее горят от предвкушения встречи, пригладила волосы, а потом попросила горничную проводить ее в библиотеку.

Спустя несколько минут Элис уже шла по лабиринту коридоров на верхнем этаже. Наконец они выбрались на главную лестницу, где первый маркиз Карнартен следил за происходящим со своего портрета. Группа спорящих гостей, готовых пуститься в путь, толпилась в холле. Мистер Годфри и полудюжина лакеев сновали во всех направлениях, пытаясь удовлетворить последние требования отъезжающих, в то время как два мускулистых вооруженных стражника в черных плащах стояли, точно задумавшиеся колонны, в противоположных углах холла.

Верные сподвижники Дракона казались смущенными в свете солнечного дня и теперь прятали свои лица друг от друга под полями цилиндров и дамских шляпок. Кое-кто из дам даже опустил вуаль, чтобы получше скрыть лицо, но портрет маркиза ухмылялся, глядя на них с лестничной площадки; его хитрая улыбка, казалось, говорила, что, как бы они ни прятались, он прекрасно осведомлен об их грязных секретиках.

Элис пошла за горничной по тихому коридору, где уже не было видно гостей и не слышно их пререканий. Она увидела елизаветинское великолепие Ревелл-Корта при свете дня, и у нее закружилась голова. Идя по коридору, Элис заглядывала в разные комнаты — высокие, с дубовыми балками помещения, стены, украшенные лепкой кремового цвета, величественные ренессансные камины и красочные, выцветшие от времени ковры, покрывающие полы из серо-коричневых гранитных плит. Солнечный свет лился сквозь стекла ромбовидных окон со средниками, танцевал на прямоугольной тяжелой мебели, покрытой густой патиной времени, и согревал богатые старинные гобелены, изображающие сцены соколиной охоты или травли оленя.

Суровая, мужественная атмосфера этого места была необычайно далека от расслабляющей, просторной легкости Гленвуд-Парка с его комнатами пастельного цвета и уютными кушетками с завитушками, но строгость дома Люсьена успокаивала. Элис понравилось, как здесь пахнет — кожей, пчелиным воском, которым было натерто все темное дерево, и слабым ароматом трубочного табака. Наконец горничная остановилась перед закрытой дверью в конце главного коридора.

— Библиотека, мисс, — прошептала она, быстро присев в реверансе.

— Благодарю вас. — Кивнув, Элис протянула руку к дверной ручке, но поскольку она помнила полученный вчера ночью урок насчет появления в тех местах, куда ее не приглашали, собралась с духом и постучалась.

Сильный голос Люсьена ответил:

— Войдите!

И сердце у нее екнуло.

Элис расправила плечи и открыла дверь. Она увидела его сразу же. Он стоял в другом конце комнаты. Лениво прислонившись к книжному шкафу у окна, он читал тонкую книжку в кожаном переплете, и утреннее солнце играло на его черных волосах, которые были зачесаны назад и, как она заметила, все еще не высохли после утренних омовений. Глядя на него, Элис сделала два осторожных шага по комнате, ошеломленная переменами, произошедшими в его внешности. В это утро он был одет с небрежной элегантностью, как одевается сельский лорд в свободное время. Его утренний фрак густого цвета бургундского вина был надет на однобортный шелковый жилет и рубашку с высоким стоячим воротником, дополняли наряд панталоны желто-рыжего цвета. Склонив голову над раскрытой книгой, Люсьен не поднял взгляд на Элис. Она же мгновенно отвлеклась на то, как он держит книгу — концы его пальцев слегка поглаживают кожаную обложку. Руки у него крупные и мужественные, очень сильные, но невыразимо изящные. Элис оттолкнула сладкое до дрожи воспоминание о том, как эти гладкие горячие руки скользнули ей под юбку.

— Вы хотели видеть меня, милорд? — спросила она официальным тоном, не снимая руки с дверной ручки.

Пойдем, любимая, со мною

Сидеть над тихою рекою,

Где ловят счастье рыбачки

На серебряные крючки[5].

Элис заморгала от удивления.

— Прошу прощения?

Он посмотрел на нее обезоруживающим, довольно коварным взглядом и продолжал мелодичное чтение низким, чарующим голосом:

Пойдем, любимая, со мною

Сидеть над тихою рекою,

Где ловят счастье рыбачки

На серебряные крючки.

Когда надумаешь купаться,

Любой карась начнет пытаться,

Не в силах превозмочь искус,

Тебя попробовать на вкус.

На щеках Элис появился румянец, способный поспорить цветом с розой, которую он прислал ей, но она ответила ему лукавым взглядом. Неужели этот грубиян действительно полагает, что она клюнет на это?

— Закройте дверь, Элис.

Она подчинилась с хитрой усмешкой, а потом сложила руки за спиной и медленно и осторожно пошла к нему, а он снова принялся за чтение.

Стыдиться ли тебе светила? -

Его ты попросту затмила!

И, глядя на тебя в волне.

Иных светил не нужно мне!

— Это Эндрю Марвелл?

— Нет.

— Кристофер Марло?

— Невежественная девушка, это Джон Донн, «Приманка». Так я продолжу? — спросил он с деланным раздражением.

— Непременно, — ответила она с такой же деланной серьезностью. Он негодяй и грубиян, но на свой лад весьма забавен.

Пускай другой стоит с удою

Столбом в осоке над водою,

Иль сети ставит без конца,

Иль ладит в жерлицу живца.

— «Иль ладит в жерлицу живца», — повторил Люсьен, качая головой. — Это великолепно.

— Недурно, — согласилась она. Подойдя к нему совсем близко, Элис посмотрела на текст и прочла вслух следующие стихи:

Иль тащит рыбку-бедолагу,

Залезши дланью под корягу,

Иль ниток шелковых пучок

Для дури садит на крючок.

Он прервал Элис, бросив на нее искоса упрекающий взгляд.

Тебе же не нужна фальшивка -

Ведь ты сама и есть наживка!

И тот, кто не пропал на ней,

Увы и ах! — меня умней!

Улыбнувшись, Элис увидела, что он смотрит на нее и его серые глаза сверкают, как поверхность озера, волнуемая бризом. Она выдержала этот взгляд, не думая о том, что стоит слишком близко к нему — так близко, что ощущает жизненное тепло его тела и всю силу его подавляющего магнетизма. Так близко, что на мгновение ей показалось — сейчас он опустит голову и опять поцелует ее. Элис не сознавала, что затаила дыхание, пока Люсьен не захлопнул книгу со стихами, и от этого звука она очнулась.