груди не хватало) — он не походил на грозного охранника или на дворецкого. Роман спокойно и с показным равнодушием посмотрел на меня с высоты крыльца. Я поднялся к нему — Кислый не протянул мне руку для приветствия. Роман не поздоровался и устно. Он сквозь зубы сказал, чтобы я следовал за ним. Повёл меня в дом.

В прошлой жизни я видел интерьеры особняков «новых русских» только на фотографиях в интернете. Перешагнул вслед за Кислым порог и тут же подумал о том, что обстановка на первом этаже дома Лёши Соколовского не имела с теми роскошными интерьерами ничего общего. Лёшин дом изнутри выглядел уютным и будто бы чуть потрёпанным; с претензией на роскошь, но та претензия смотрелась уж очень по-советски. Я взглянул на обитые деревянными панелями стены (похожие я видел в коридорах гостиницы «Космос» в Москве), прошёл по пёстрому ковру. Полюбовался на висевшую под потолком хрустальную люстру.

— На второй этаж, — сказал Кислый.

Он первый ступил на деревянные ступени — я отметил, что в тех домах «из интернета» лестницы между этажами выглядели мраморными. Мазнул взглядом по картинам, что висели над лестницей (никакой русской живописи — только пейзажи иностранных городов). Выглянул на ходу в окно, заметил там блестящую рябь волн на поверхности реки. На первом этаже (ещё у входа) я уловил ароматы кухни (жареный лук, подгоревшее масло, чеснок). Но с каждым шагом по лестнице их всё больше вытеснял запах табачного дыма. В воздухе второго этажа этот запах доминировал. Там к нему добавился и запашок мужского парфюма.

На третьем этаже воздух почти очистился от запахов. Стал свежим, почти как на улице в саду. Я заметил в коридоре настежь открытые окна. Обнаружил, что через них вид на реку был ещё лучше, чем из окна первого этажа. Я разглядел на берегу реки беседку, деревянный причал, покачивавшуюся на прибрежных волнах лодку с мотором (всё это было на участке Соколовского). Рома Кислый на красоты реки из окна не взглянул. Он остановился около обитого чёрной кожей дивана, упёрся взглядом в моё лицо. Запоздало поинтересовался, есть ли у меня оружие. Я ответил ему, что пришёл не на стрельбище. Лёша насупился, указал рукой на диван.

— Жди, — сказал он и побрёл по узкому коридору.

Я не смотрел ему вслед — снова повернулся к окну.

Около дома Соколовского река выглядела широкой: раза в два шире, чем около посёлка Зареченский. В двухтысячных годах Женя Бакаев мне рассказывал, что примерно в этом месте один из наших Нижнерыбинских предпринимателей организовал яхт-клуб (здесь, на улице Крупской): за собственные деньги он почистил речное дно и сдавал напрокат небольшие парусные суда. Женька планировал, что однажды тоже туда приедет и научится «ходить под парусом». Пообещал, что прокатит по реке и меня. Те слова Бакаева так и остались обещаниями. Вместо катания по волнам, пенсионер Бакаев проводил своё свободное время за игрой в «World of Tanks».

Я стоял у лестницы на третьем этаже и посматривал на реку ровно десять минут (специально засёк время). Словно хозяин дома позабыл о моём визите. Или же он дал мне возможность проникнуться «роскошью и красотами» его жилища. Я не сходил с места. Отметил, что картина из облаков в небе над рекой полностью сменилась за то время, пока я дожидался начала «приёма». Громкий крик чайки за окном слился со скрипом приоткрывшейся двери, что прозвучал в конце коридора. Я повернул голову — увидел шагавшего ко мне Кислого. Тот замер в трёх шагах от меня. Упёрся в моё лицо хмурым взглядом и сказал, что Алексей Михайлович меня ждёт.

Кислый вновь развернулся и жестом поманил меня за собой.

Я снова зашагал за ним следом — на этот раз к двери кабинета Лёши Соколовского.

На ходу я улыбнулся и мысленно отметил, что Рома сегодня не блистал вежливостью. Кислый сегодня ни разу не назвал меня по имени и отчеству. Я подумал: «А ведь тогда он был очень даже вежливым, когда смотрел в дуло моего пистолета».

Глава 9

В кабинете Соколовского было пять шкафов с книгами — это первое, что я отметил, когда вошёл туда вслед за Кислым. Книги на полках стояли ровно и красиво; расставленные по сериям, с новенькими и не потёртыми корешками. Ещё на полках я разглядел хрустальные вазы и стаканы. На стенах увидел фотографии людей в скромных позолоченных рамках. Заметил на стене у входа большую политическую карту СССР с пометками в виде красных флажков. В воздухе кабинета витал запах кофе и табачного дыма.

Лёша Соколовский восседал спиной к занавешенному тюлевой шторой окну: в громоздком кресле за массивным «начальственным» столом. На алых подлокотниках и на спинке его кресла блестела золотая вышивка. На полке у окна за Лёшиной спиной я увидел глобус, гипсовый бюст похожего на Карла Маркса мужчины и подставку с изготовленной в виде ружья бутылкой. На столешнице перед Лёшей я заметил хрустальную пепельницу с пятью окурками и пустую кофейную чашку на белом блюдце.

— Здравствуй, Дмитрий Иванович, — произнёс Соколовский. — Рад, что ты заглянул. Я, признаться, уже сам подумывал навестить тебя.

Лёша взмахнул руками. На его перстне блеснул похожий на бриллиант камень.

Я отметил, что Соколовский не привстал при моём появлении — напротив, он откинулся на спинку кресла.

— Присаживайся, Дмитрий Иванович.

Лёша указал мне рукой на стул с деревянной спинкой, что стоял по другую от него сторону стола. Тот стул в кабинете Соколовского выглядел инородным элементом, словно его доставили сюда из другого помещения.

Я присел — стул подо мной чуть слышно пискнул и заскрипел.

Рома Кислый приблизился ко мне на шаг, замер справа от меня на расстоянии вытянутой руки. Он загородил от меня сразу два шкафа с книгами.

— Вижу, Дмитрий Иванович, ты пришёл ко мне с пустыми руками, — произнёс Соколовский.

Он покачал головой.

— Без букета, — сказал я. — Но по делу.

Соколовский усмехнулся.

— Признаться, я думал: ты привезёшь мне деньги, — сообщил он, — которые присвоил твой младший брат. Мои деньги.

В последней фразе Соколовский выделил интонацией слово «мои».

Я улыбнулся и спросил:

— Присвоил? Откуда такие мысли, Алексей Михайлович? С чего ты взял, что Вовчик тебя обокрал?

— Ой, не надо!‥

Лёша взмахнул рукой. Он посмотрел мне в лицо, указал на меня пальцем.

Сказал:

— Дмитрий Иванович, не приписывай мне тех слов, которые я не