я убежден, что если у наших антисоветчиков и есть руководители, то сидят они в Лэнгли, хотя и это не факт, это, скорее, хозяева. Американцы просто используют это движение, но возглавлять его... в общем, искать руководителя я не буду и этой группе не дам.

Я положил руку на приказ, полковник непроизвольно перевел взгляд туда, но быстро справился с собой.

– Упертый ты... Но ладно, принимается. Что дальше?

– Дальше... дальше – следствие из «во-первых». Якир знает очень многих из своей среды и может что-то рассказать про каждого, но мы и так их всех знаем поименно, по каждому собраны досье, фактически мы можем брать любого из этой компании и спустя некоторое время доводить дело до суда. Но... но мы этого не делаем. Почему?

Мой вопрос немного удивил полковника.

– Виктор, не заставляй меня рассказывать тебе азы, – наставительно произнес он.

– И всё же, Юрий Владимирович, почему? – я умел быть настойчивым.

Он поджал губы, немного помолчал, но всё же ответил:

– У нас ограниченные ресурсы, ты и сам прекрасно это знаешь.

– Именно! – обрадовался я. – У нас мало людей, мало следователей, мало оперативников. Поэтому эта группа, – моя ладонь снова накрыла приказ, и взгляд Денисова снова вильнул в ту сторону, – не будет заниматься кропотливой проверкой всех полученных сведений, которые нам будет порционно сливать этот Якир, потому что это займет тот самый год, о котором я говорил.

– Так следствие не ведется, Виктор, – Денисов выглядел очень недовольным. – Ты это знаешь не хуже меня.

– Знаю, – кивнул я. – Но стандартные методы тут не сработают. Мы просто утонем, вся работа будет парализована – не только отдела, но и управления в целом. Вы же сами сказали, что нас мало. Поэтому группа будет проверять далеко не всё, а только то, что я сочту перспективным. Тогда два месяца – реальный срок. Если вы хотите получить результат – вам придется пойти по тому пути, который я предлагаю. Поймите, перспективы этого дела я вижу не хуже вас, и хорошо себе представляю, чем выполнение этого задания может обернуться лично для меня. Но «лично для меня» не означает, что оно будет полезно для страны и для нашего управления. Мы увязнем в этом деле с головой, не сможем больше ничем заниматься, и когда Якир уедет на свои три года – вернее, два, потому что год он отсидит в СИЗО, – мы увидим, что всё стало хуже, чем сейчас. Нам нельзя долго возиться с этими диссидентами. Раз-два – и пусть едет лет на пять в ссылку, поднимать колхозы в Красноярском крае. Потом следующего, следующего – и так, пока не останутся самые благоразумные, готовые играть по нашим правилам, а не по правилам своих настоящих хозяев. Но с якирами мы должны управиться за полгода максимум, а если полгода одну экспертизу ждать и делать такие экспертизы по каждому фигуранту, да ещё и не одну... Сами понимаете.

Денисов внимательно выслушал мою речь, чему-то покивал, а потом отвел взгляд и уставился в окно. Я тоже молчал – потому что сказал всё, что хотел, и всё, что было дозволено сказать в этой ситуации. Чтобы занять паузу, я подтянул к себе приказ и вчитался в относительно длинный текст, написанный сухим казенным языком. Ничего необычного – «создать», «назначить», «обеспечить», «установить сроки». Визы Бобкова, Алидина, Денисова и подпись Андропова, которая венчала этот очень серьезный по любым стандартам документ. Отдельные пункты для других отделов по взаимодействию. Меня порадовал пункт, в котором товарищам Бобкову и Денисову предписывалось оказывать группе – и мне лично – полное содействие. Судя по всему, полномочия группе давали действительно широкие. Наверное, подобный приказ выпускали далеко не всегда, а лишь в особых случаях – когда, например, было дело «Океана» или «хлопковое дело».

– Надеюсь, ты не просишь добро на расстрельные статьи? – наконец осторожно спросил Денисов, и я поднял взгляд от приказа.

– Юрий Владимирович, мы это уже проходили, – устало напомнил я. – Я не хочу никого расстреливать. Да это и не нужно. Достаточно выключить этих ребят из игры. Ссылки, недолгое тюремное заключение... да тот же следственный изолятор – он тоже хорошо прочищает мозги. Но я сделаю всё, чтобы наши диссиденты поняли, что шутки кончились. И очень рассчитываю на то, что вы меня в этом поддержите. Иначе всё будет зря...

Денисов снова отвел глаза и посмотрел в окно.

– Ты изменился, Виктор, – грустно сказал он. – Очень изменился... не спорь. Тот Виктор Орехов, с которым я проработал пять лет, вряд ли такое сказал бы. Зря, не зря – это очень