Рыцарь с отвращением посмотрел на кекс, а потом перевел свои бездонные глаза на меня, как будто я тоже вызывала у него отвращение.

– Т-ты не любишь кексы? – спросила я.

Мой вопрос повис в воздухе, а Рыцарь посмотрел на меня как на говно, за то, что я сама не знала ответа на свой вопрос. Какого хрена? Откуда мне знать, что он не любит кексы?

– Ты что, издеваешься? – Рыцарь практически плюнул словами в мой испеченный подарок.

– Н… нет. – Я замерла, смущенно хлопая глазами и продолжая протягивать мягкую кучку углеводов.

– У меня есть что поесть, Панк. Я ем. Это ты моришь себя голодом, ко всем чертям. Это же твой завтрак, да? Ты наверняка наплела маме какого-нибудь дерьма на тему, как ты возьмешь это в школу и съешь вместе с друзьями, да?

Я знала, что его взгляд обладает магической силой. Я знала, что он может причинять боль. Но до тех пор я даже не представляла, что он, как лазер, может разрезать меня пополам и вскрыть все мое нутро. Я не знала, что он видит меня насквозь.

– Ну что ж, мы же теперь друзья – да, Панк?

Я медленно кивнула. Теперь, когда он разрезал на лоскутки мою маску дружеской симпатии, мои ничем не прикрытые злость и стыд могли и ответить ему.

– Хорошо. Тогда садись и ешь свой чертов кекс. Сейчас же.

Когда я помедлила, Рыцарь прищурился. А потом стукнул рукой по шкафчику над моей головой. Я пригнулась, автоматически прикрыла руками уши, и в глазах у меня начали подниматься слезы.

Глядя на меня сверху вниз, Рыцарь сказал:

– Панк, или ты начнешь жрать свой кекс, или я засуну его в твою чертову глотку.

Я отвернулась от него – и для того, чтобы укрыться от его пронизывающего взгляда, и для того, чтобы он не заметил моих злых слез, – но случайно врезалась своим огромным рюкзаком в шкафчик. Эта моя неловкость только усилила унижение.

Я откусила кусок выпечки, которую держала в руке, и она оказалась такой на удивление вкусной, что я почти забыла, почему была так расстроена. Закрыв глаза и наслаждаясь сладкой, фруктовой мякотью, я глотала куски этого свежевыпеченного калорийного облака.

– Дай сюда, – оборвал мое удовольствие резкий тон Рыцаря, напомнив, что я должна ненавидеть еду, а его – еще больше.

Рыцарь протянул руку к моей спине и щелкнул пальцами, показывая, что хочет взять мой рюкзак. Я изобразила косой взгляд, говорящий, чтоб Рыцарь шел на фиг, но, когда у него сжались челюсти и раздулись ноздри, я плюнула и отдала ему эту пакость.

– Господи, Панк. Что за херню ты там таскаешь? Труп?

Теперь настала моя очередь дать вопросу повиснуть в воздухе. Откусив еще кусок кекса, я прислонилась к шкафчику и скрестила руки на груди.

Рыцарь посмотрел на меня, отвернулся и пнул левый нижний угол дверцы моего шкафчика. Громкий металлический звук разнесся по всему коридору, дверца распахнулась, и Рыцарь уставился в мой совершенно пустой шкаф.

– А где все твое барахло?

Я быстро перевела взгляд с его лица на рюкзак в его руке, после чего возобновила игру в гляделки с противоположной стенкой, одновременно откусив еще кусок кекса, который почему-то начал напоминать на вкус жеваную бумагу.

– Ты что, таскаешь все с собой? – Тон Рыцаря внезапно смягчился, и я расслышала в нем что-то такое, от чего мне стало еще хуже, чем было до того. Я хотела объяснить, но не могла. Я даже не могла взглянуть на него. Я просто пялилась перед собой, пока он складывал дважды два, и продолжала механически кусать, жевать и глотать.

– Почему ты не пользуешься шкафчиком, Панк?

Укус.

– Какого хрена ты не пользуешься шкафчиком, Панк?

Жевание.

– Ты что, плачешь?

Глоток.

– Знаешь что? Иди к черту.

Хлопок.

Рыцарь швырнул мой рюкзак на пол и убежал. Когда он исчез, по моему лицу стекли две большие слезы, и я сползла по шкафчику, на который опиралась. Мы с рюкзаком оказались рядом – две кучи одинакового веса, но одна была слишком тяжелой для своего размера.

А другая – слишком легкой.

Я чувствовала себя разоблаченной. И униженной. И обиженной. Но плакала я не поэтому. Я плакала из-за того, что услышала в голосе Рыцаря, когда он спрашивал меня почему.

Очевидно, что у него, который ненавидел всех, были чувства, и я только что, не сказав ни слова, задела их. Просто тем, что стояла и старалась казаться крутой, я дала ему понять, что девочка, которую он спас в пятницу – и которой показывал свои рисунки, – готова скорее страдать днями напролет, чем рискнуть провести рядом с ним несколько минут. Я могла бы что-нибудь соврать, чтобы не обидеть его, но я не стала. Потому что хотела сделать ему больно.

И теперь мне страшно хотелось взять все это обратно.

Прозвенел первый звонок, что означало, что у меня есть семь минут, чтобы притащиться на первый урок. Я глянула на рюкзак, но почему-то не смогла заставить себя поднять его. Я больше не могла нести груз собственной жестокости.

Так что я встала, расправила смятую майку, поправила свой клепаный ремень и открыла дверцу своего шкафчика пинком крошечного бойцовского ботинка, попав с первого раза. И учебники отправились туда. Все. Книжка за книжкой. С каждым закинутым в шкаф килограммом у меня на душе становилось легче, но все еще недостаточно легко.

Мне никогда не было достаточно легко.

После первого урока я снова пошла к шкафчику, поменять книжки и, если получится, извиниться перед Рыцарем, но его там не было. Мой шкаф был всего в нескольких метрах от выхода, ведущего на парковку для учеников, так что, если поторопиться, я успевала выскочить и выкурить сигарету до начала второго урока. И мои нервы отчаянно нуждались в этом.

Я проскользнула сквозь кусты на церковную парковку и сразу увидела его. Он стоял на другом конце парковки, в стороне от всех, курил и смотрел на меня. Как будто ждал, приду я или нет. С расстояния он почему-то казался страшнее. Поза, взгляд, неонацистские ботинки, подтяжки, слово Ой! словно кровью набрызганное у него на майке, которая едва налезла на его грудь и ручищи. Неудивительно, что он был сам по себе. Одно его присутствие словно наполняло половину парковки.

Я закурила и сделала шаг в его сторону. Я даже не знала, что собираюсь сказать – и вообще дойду ли я до него, не словив паническую атаку, – но я умудрилась обидеть скинхеда Скелетона и должна была это исправить. Ради своего спокойствия и безопасности.

Я сделала еще три шага вперед, и тут земля ушла у меня из-под ног. Буквально. Ланс подхватил меня сзади и закружил в воздухе, сделав как минимум полдюжины оборотов, прежде чем поставить обратно на ноги и развернуть так, чтобы я оказалась к нему лицом. Рассмеявшись, я схватилась за его бицепсы, чтобы удержать равновесие, все еще сжимая в пальцах сигарету.