– Unabruja?

– Ведьма? Нет. Просто алхимик, каким был мой отец. – Все эмоции исчезли. Она рассказывала о событиях, как будто они происходили в чьем-то чужом прошлом. – Боюсь, все дело было в ошибочном опознании. Шерифу нравилось истязать меня. После этого мои ноги стали гноиться, и я прибегла к опиуму, чтобы облегчить боль. Без него у меня не было спокойного времени... больше года.

– Прошло уже столько времени с тех пор, как твоя жизнь была другой!

– И пусть это будет уроком для меня, я полагаю?

Растирая рукой затылок, он сосредоточился на колючих кончиках своих коротко стриженных волос.

– Я ничего такого не говорил.

Ада перекинула толстую косу через плечо и огляделась.

– Как давно мы здесь?

– В общей сложности пять дней, – ответил он, хотя это казалось пустяком.

Усталости, которую он ощущал, хватило бы на целый год.

– И сколько еще мы здесь пробудем?

– До тех пор пока ты не поправишься. Возможно, до завтрашнего утра.

Ада кивнула на доску и расставленные на ней две соперничающие деревянные армии.

– Тогда позволь мне научить тебя играть в шахматы.

– Не хочу.

Каждодневное искушение Адой – знать ее, быть с ней – вернулось с большей силой, чем раньше. Она была не нуждающейся шлюхой, а просто еще одной раненой душой. Умной к тому же. Ее образованность все больше заставляла осознавать его собственное варварское воспитание.

– Что в этом плохого, Габриэль? – Ее улыбка вернулась, демонстрируя ямочку на левой щеке. – Ты поклялся не использовать свои умения и свой меч. Так используй вместо этого свой ум.

Он хотел возразить. Никакого разума. Никакой души. Только совесть, так хорошо знающая его недостатки. Но до рассвета у них еще вечность, а ему вдруг стало любопытно. Все, что угодно, только чтобы выдержать еще несколько часов в ловушке с Адой и ее чистыми проницательными глазами.

Возражения поблекли, когда он посмотрел на фигуру, которую держал в руке.

– Это королева?

– Да, – ответила Ада, ставя фигуру посреди своей темной армии. – Одна из наименее могущественных фигур на доске.

Он поднял брови.

– Наименее могущественных? Тот, кто придумал эту игру, ничего не знал о женщинах.

– Возможно, когда-нибудь это изменится, – сказала она со смехом.

Этот легкий, беспечный звук и эта сводящая с ума ямочка заставляли его думать совсем не о шахматах. Темные и опасные порывы, принуждающие его быть безрассудным. Но он отгородился от этого звука, от этой мысли, от искушения и сосредоточился на том, куда показывал ее палец.

– Итак, а это, значит, король...

Ада покусывала ноготь, пока Габриэль делал ход ладьей. Она видела, что ей нужно всего три хода, но он, должно быть, спланировал свой финальный удар задолго до этого.

– Шах и мат, – сказал он.

– И ты был честен со мной? – Она положила своего короля, признавая поражение. – Ты точно никогда раньше не играл?

Серьезность его напряженных губ смягчилась – не улыбка, но что-то очень похожее.

– Ни разу.

– Я подозревала, что ты хороший стратег, но это... это поразительно.

Он выглядел смущенным, вертя в руках одну из взятых им пешек.

– Удача новичка, не более того.

– Удача не имеет к этому никакого отношения. Я выиграла один раз, а потом ты честно выиграл пять раз подряд.

– Ты просто расстроилась, что я обыграл тебя.

– Ничуть. У меня просто не было шансов.

– А, – тихо произнес он. – Значит, ты позволила мне выиграть.

– Думаешь, я из тех, кому нравится проигрывать?

Она наклонилась над шахматной доской, все еще заставленной его светлой маленькой армией. Он держал все ее фигуры, но при ее приближении на его лице вдруг отразилась паника. Она улыбнулась: нужно было восстановить равновесие сил между ними, возместить ее растущее обаяние.

– Кто ты на самом деле?

– Послушник ордена Святого Сантьяго.

– Это я уже слышала.

Глядя на его губы, ей захотелось облизнуть свои собственные, гадая, каким будет ощущение его, этого странного человека-загадки.

– Ну и храни свои секреты, – прошептала она. – Пока что.

Его темные бездонные глаза расширились.

– Ты не испугаешь меня.

– О, но это так.

Дверь их комнаты распахнулась. Ада испуганно отпрянула и больно приземлилась локтями на рассыпавшиеся фигурки. Габриэль перекатился, так чтобы его тело загородило ее от двери.

– Идем со мной. Быстро!

Незнакомый женский голос на пороге ничуть не помог прогнать ее смятение. Ада заморгала от резкого света, не в силах разглядеть лицо за высоко поднятым горящим факелом.

– Уходите сейчас же, или окажетесь перед судьей, – сказала женщина. – В доме сеньоры облава. Поспешите.

За порогом ночную тишину разорвали крики и треск ломаемой мебели. Габриэль вскочил на ноги. Ада швырнула шахматы в сумку. Колени подогнулись, когда она встала, но Габриэль успел подхватить ее.

– Можешь идти? – спросил он.

– Смогу.

Она нахмурила брови и попыталась выпрямиться, тяжело опершись на него.

С обеими сумками на плече и кинжалом Ады, заткнутым на пояс, Габриэль кивнул безликой женщине и последовал за ней по узкому коридору. Мерцающая игра света и тени освещала их дорогу в заднюю часть дома. Шум и крики преследовали их, и это помогало быстрее передвигать ноги.

– Держись за меня, inglesa, – сказал он, почти таща ее по узкому коридору. – Мы опять слишком загостились.

– Я чувствую систему. Нам нужно уведомить мудрецов и сообщить о наших открытиях.

Он хмуро посмотрел на нее.

– Я знаю только священников и рыцарей.

– Здесь нет ученых людей. И я вижу, что ты стараешься оставаться мрачным. Ты еще не устал от этого? – Она вздохнула. – Забудь, что я что-то говорила. Ты не ответишь.

Габриэль сбежал от таинственных крестьян и следовал за такой же таинственной женщиной, в то время как Ада не отставала от него. И эта дерзкая девчонка дразнила его. Он не ответил тогда, возможно потому, что его усталый разум и беспокойное предательское тело ослабили яростную хватку на его эмоциях.

– Да, inglesa. Это становится утомительным.

Резкий порыв ночного ветра ударил ей в лицо с такой силой, что Ада совершенно очнулась. Она была счастлива найти защиту у Габриэля, почти свободная от ужаса и боли. Только на мгновение. Он казался заботливым – человек, освобожденный от своей стоической натуры. Она видела проблески такого человека, когда они сидели за шахматной доской. Он по натуре соперник, да. Прирожденный стратег. Он также был на удивление приятной компанией, тихий, с бесстрастнейшим чувством юмора. Она могла бы прятаться в той комнате вечно, проникая в его разум, точно так же как его шахматные фигуры проскальзывали сквозь ее защиту.