— Чего ты добиваешься, граф? — глядя ему прямо в глаза, снова спросил я. — Доведи до конца, что начал. Или кроме дебильных шуток ты ни на что не способен, жалкий червяк?

Я его откровенно провоцировал на действия и морально давил, в чем прекрасно отдавал себе отчет. И цель у меня была одна, напугать его так, чтобы он не смел до конца учебного года даже в сторону мою смотреть.

— Так чего же ты хотел, Борислав? — продолжал я давить. — Унизить меня? Посмеяться? Почему же ты не смеешься?

— Отстань, — прошипел он, теперь в глазах плескался настоящий страх, — отпусти меня! Иди к черту!

Я немного ослабил хватку, понимая, что еще немного и я попросту его задушу.

— Отпусти его! — вторя Бориславу, грозно произнес Деграун у меня за спиной, положив мне руку на плечо. Зря он это.

Развернувшись, я схватил его за запястье и вывернул руку за спину, Деграун обиженно замычал. Борислав, воспользовавшись тем, что я отвлекся, стукнул меня кулаком по голове, но как-то неуверенно, почти по-девчачьи. И только Быстрицкий предусмотрительно остался стоять в стороне и не лез. Тут же с обеих сторон от нас возникла Жанна и Мила.

— Отпусти их, Ярослав, — почти с мольбой произнесла Мила.

— Немедленно брось их, или я иду к директору! — строго произнесла Жанна.

— Что здесь творится?! — громоподобно пронесся по классу низкий голос учителя метрополийских языков, а по совместительству и завуча — Аглаи Святозаровны.

Все вышло не совсем так, как я рассчитывал, и теперь мы с Бориславом топтались на ковре перед столом директора школы. Сердито на нас поглядывала Аглая Святозаровна, женщина крупная и с довольно грозным даже в моменты хорошего расположения духа лицом. А за столом сидел сам директор — Платон Иванович Дубравин, он недовольно хмурил седые брови и раздраженно постукивал карандашом по столу.

— Непозволительное! Непозволительное поведение для молодых знатных юношей, — в который раз повторил он. — Я выслушал других учеников, и честно говоря, остался в замешательстве. Одни говорят, что зачинщиком драки были вы, граф, так как положили княжичу Гарвану кости из столовой в рюкзак. Другие говорят, что это вы, княжич, набросились на графа Григанского и спровоцировали конфликт. Так кто же из вас виновен?

Мы оба молчали. Как бы там ни было, жаловаться и ябедничать дело недостойное, даже Григанский это понимал.

— Значит, поступим так, — громко стукнул Платон Иванович карандашом по столу. — Раз сознаваться и признавать вину не желаете, я буду вынужден наказать вас обоих и незамедлительно сообщить об этом инциденте вашим родителям.

Мы с Бориславом обменялись злыми взглядами.

— Вы же, княжич, — Платон Иванович вперил в меня полный неодобрения взгляд, — очень подвели свою бабушку, и вам должно быть вдвойне стыдно. Она так надеялась, что вы будете себя вести благоразумно.

Я не отвечал, только кивал, уже мысленно представляя, какую сегодня мне истерику закатит бабка.

— А что за наказание? — нерешительно спросил Борислав, снова бросив в мою сторону ненавистный взгляд.

— Вы уже старшеклассники, и как в младших классах, давать вам дополнительные часы самостоятельных занятий я не могу, — развел руками директор, поджав недовольно рот. — Поэтому для вас — общественный труд на две недели. После уроков будете помогать учителям, проверять домашние задания и контрольные работы младших классов, а также будете помогать Агафье Трофимовне в библиотеке. Она дама пожилая и не может доставать книги с верхних полок, вы же отсортируете их и внесете в журнал.

— Почему я должен это делать?! — громко возмутился Григанский. — Мои родители оплачивают обучение не для того, чтобы я у вас тут пахал за просто так.

Платон Иванович тяжело вздохнул:

— Таковы правила школы, граф. И ваши родители с ними согласились, отдавая вас сюда.

Борислав поморщился, уставил мрачный взгляд на собственные ботинки.

— Незачем так переживать, — сказал директор, — в наказание вы получили не черновую работу, а такую, которая вас научит дисциплине и направит вашу неуемную энергию на всеобщее благо. А также у вас двоих будет время подумать над своим поведением и, возможно, помириться. А теперь отправляйтесь в класс. Отбывать наказание начнете с завтрашнего дня, Аглая Святозаровна введет вас в курс дела.

Нам ничего не оставалось, как покинуть кабинет директора. Наказание, конечно, хуже не придумаешь, несколько часов с Григанским наедине — то еще удовольствие.

Всю дорогу до класса мы сторонились друг друга и шли в молчании. Аглая Святозаровна, словно надзиратель, следовала за нами по пятам, видимо опасаясь, что мы можем еще что-нибудь выкинуть и снова сцепимся. Я то и дело ловил на себе злобные взгляды Борислава, казалось, он хочет отвесить еще какую-нибудь колкость, но все же не решился в присутствии учителя.

Когда мы вошли в класс, одноклассники тут же замолчали, с интересом уставившись на нас. Я проследил за растерянным взглядом Григанского, который таращился на собственную парту. Меня же тут ожидало приятное удивление — Миланы там не оказалось, она пересела ко мне и, заметив, что я смотрю теперь на нее, весело улыбнулась.

— Ты труп, Гарван, — зашипел мне в спину Борислав, толкнул плечом, но я его уже не слушал, а направлялся к своему месту.

— Почему ты пересела? — шепотом спросил я.

— Решила тебя поддержать, — так же шепотом ответила Мила. — Ребята вели себя сегодня отвратительно по отношению к тебе, а эта выходка с костями — низко и недостойно. Не хочу с ними сидеть. А еще, — Милана наклонилась ближе, весело усмехнулась, поморщив нос: — там теперь вся парта жирная.

Последние уроки пролетели быстро и незаметно. Я с удовольствием ловил на себе злые взгляды Григанского, но сегодня он меня трогать или задирать больше не посмел.

После уроков я сразу же направился в библиотеку и забрал подготовленные для меня Агафьей Трофимовной выпуски «Славийского вестника». Так как я остался без рюкзака, всю эту стопку пришлось оставить в школе, попросив старушку библиотекаршу отложить ее для меня до завтра. В любом случае уже завтра начнется наше с Григанским наказание, и я смогу выкроить время для того чтобы составить хронологию событий и проследить за действиями метрополийских властей.

После же я направился прочь из школы, собираясь отправиться в спальный район и навестить Царя, но только я вышел, как у парадного выхода меня ждали. Все та же троица: Григанский, Деграун, Быстрицкий. Вид у них был довольно грозный и решительный за исключением Быстрицкого, этот почему-то нервничал.

— Иди за нами, Гарван, — бросил мне Борислав.

Я даже не подумал, остался стоять и вопросительно сверлить их взглядом.

— Разговор есть, — поняв, что я стою, почти дружелюбно сказал Борислав. А это было любопытно. Может, наконец, решим все раз и навсегда. Или задумали втроем меня поколотить?