Мы направились на задний школьный двор, где за спортивной площадкой был небольшой закуток, за которым можно было укрыться. Пока шли, у меня затрезвонило зеркало связи, пришлось проигнорировать звонок. Наверняка бабушка звонит, чтобы вынести мне мозг, поэтому можно без зазрения совести и вовсе не отвечать.

— Это все из-за тебя, ты понял? — сразу начал наезжать Борислав, как только мы остановились. — Милу я тебе не прощу, не знаю, что ты ей наговорил, но ты за все ответишь.

Я был расслаблен и спокоен, но при этом крайне сосредоточен и готовый действовать в любую секунду. К тому же за пределами школы чары использовать было можно, но я и к этому был готов.

— И? — спокойно спросил я.

— И! Ты хотел действий — вот тебе действия: вызываю тебя на чародейскую дуэль.

Вместо ответа я прыснул со смеху. Да что уж там, я искренне расхохотался на весь школьный двор не в силах остановиться. Лицо Григанского становилось все мрачнее и мрачнее, пока он вконец не вышел из се6бя:

— Что смешного я сказал?! — перекрикивая мой гогот, заорал он.

— Ну ты чего? Какая к черту чародейская дуэль? — снисходительно улыбнулся я. — Моя категория выше, сражаться с тобой, это то же самое, что бить ногами младенца.

— Ты не знаешь мою категорию, — вскинул он подбородок. — Вот и проверим. Или ты струсил?

— А о последствиях ты подумал, граф? — посмотрев на него исподлобья, серьезно поинтересовался я, хотя мне по-прежнему было жутко смешно. А вот остальным явно было не до смеха, Деграун то и дело опасливо оглядывался по сторонам, Быстрицкий заметно побледнел — для них все происходящее было крайне серьезно. Наверное, опаснее происшествия, чем эта еще не случившаяся дуэль с ними не происходило.

— Подумал, — гордо заявил Борислав. — Будем сражаться до тех пор, пока кто-то из нас не сдастся или не потеряет сознание, без артефактов и зелий. Применяем только стихийную магию. Выбирай себе секунданта, моим будет барон Деграун.

И в подтверждение его слов барон напыжился и закивал.

— А папенька твой тебе и мне попутно за такие дела голову не оторвет, когда ты сляжешь в больничку? — я смотрел на него безотрывно, ожидая, что он наконец одумается, но Григанский был явно настроен решительно.

— Договоримся держать все в секрете, я готов поклясться на роду. А ты?

Я, мысленно сокрушаясь, шумно выдохнул, выпучив глаза. Ну и что делать с этим идиотом?

— Зачем тебе это, Борислав? Может лучше сейчас набьем друг другу морды, выпустим пар, так сказать, да и разойдемся?

— Нет, — поджал Борислав губы. — Это дело чести. Ты меня сегодня унизил перед Милой и всем классом. Дуэль решит, кто из нас будет с графиней Арнгейр.

Я снова не смог сдержаться и рассмеялся:

— Кто будет?! Милана не вещь, мы не можем сражаться за нее, как за трофей. Во-первых, она вправе сама выбирать, а во-вторых, с чего ты вообще взял, что она хочет быть с кем-нибудь из нас?

— Да, Милана не вещь и вправе сама решать, — поджал губы Борислав. — Но если ты проиграешь, ты больше к ней не приблизишься, если же проиграю я…

Борислав запнулся, видимо, сам он не собирался прекращать общение с Милой, хотя, учитывая новые обстоятельства, вряд ли она горит желанием общаться с ним.

— Если же проиграю я, — продолжил он, — до конца учебного года никто больше не будет тебя трогать и задирать. Я обещаю.

— Мне это не интересно, граф, какие-то условия дуэли у тебя идиотские. Сражаться — так по-крупному. Давай так, если я проиграю, уйду из школы и вернусь на домашнее обучение, а если проиграешь ты — вернешься в свой Карпос.

— Но… — глаза Борислава растерянно забегали, его прихвостни тоже откровенно занервничали.

— Бор, — осторожно позвал его Быстрицкий. — Ты не доложен…

— Но как я скажу отцу, что хочу бросить школ? — с какой-то обидой в голосе, протянул он. — Отец мне не позволит.

— Не позволит, так не позволит, — фыркнул я и демонстративно развернулся, дав понять, что разговор окончен, и небрежно бросил на ходу, уже направляясь прочь: — Предложение помахаться все еще в силе, граф.

— Стой! — вдруг истерично воскликнул Григанский.

Я остановился, медленно повернулся. Лицо Борислава пылало, а взгляд был ошеломленный и безумный, очевидно, он и сам еще не верил, что решился на это.

— Я согласен, — выпалил он.

— Что ты делаешь, Бор? — попытался вразумить друга Быстрицкий. — Не вздумай!

— Отвали, я сам знаю, — нервно бросил он ему, и с вызовом снова повторил: — Я согласен на твои условия, Гарван! Я смогу убедить отца, что меня нужно забрать из школы в случае проигрыша. Но все должны быть честно. Мы должны поклясться на роду. Я готов это сделать прямо сейчас.

Борислав уже взмахнул рукой, готовясь чертить руну рода:

— Стой, идиот, — поспешил я его остановить, все зашло слишком далеко. Борислав одернул руку, словно от огня, растеряно посмотрел.

Соблазн утереть Григанскому нос и избавить школу от его присутствия был очень велик. Но соглашаться на подобное далеко не по-взрослому, а я таки поддался на провокацию слизня. И с другой стороны отказаться от дуэли я тоже не мог, даже от такой, это не просто дело чести, это несмываемое пятно позора на всю жизнь. А от этих не убудет немедленно все растрепать.

Но и все же это чревато не самыми радужными последствиями. Во-первых, за дуэль, если родители узнают, по головке меня не погладят. Дуэли были разрешены в Славии, но биться до смерти запрещено уже лет как шестьдесят, хотя и сегодня случались прецеденты со смертельным исходом по неосторожности. Официального запрета на дуэли среди несовершеннолетних не было, это считалось как само собой разумеется, вроде того, как детям нельзя пить алкоголь или заводить собственных детей до вступления в брак. Но скандал будет знатный, если это вскроется.

Во-вторых, я никогда не знал, какая категория силы у Борислава, то есть рисковал и собственной свободой. Если поклянусь на роду в любом случае буду вынужден вернуться на домашнее обучение, а мне бы этого делать очень не хотелось.

— Струсил, Гарван? — гаркнул на меня Деграун.

— Нет, я хочу, чтобы он подумал еще раз, прежде чем это сделать. Ты уверен, Борислав?

— Да, я уверен, — пробормотал Григанский, но вдруг резко переменившись, зло прошипел: — Условия мы обсудили, теперь нужно решить где и когда. Предлагаю на пустыре технического сектора на следующей неделе в первый учебный день после уроков.

— Хорошо, — согласился я.

После мы закрепили договоренность родовыми клятвами. Все это время я ловил на себе странный взгляд Быстрицкого, он смотрел на нас с какой-то грустью, видимо, единственный, кто понимал, что все это неправильно.

Я искренне до самого последнего момента надеялся, что Борислав передумает, но он был настроен решительно. Клятвы были произнесены и закреплены родовыми печатями.