Лишь через месяц до него дошло, что уехала из Каменского вдова прокурора. Улетела. На одном самолете с ним. Он ее не видел. Улетела навсегда. Он — на похороны, она — от прошлого. Никому ничего не сказала вдова. Молча покинула Каменское. Так же, как молча переносила в одиночестве горе свое.

Рафит отнесся к этому безразлично. Ни о чем не спросил, не проявил интереса к уехавшей врачихе.

Однажды, когда он поздним вечером возвращался домой с конюшни, кто-то неожиданно дернул его за рукав. Магомет оглянулся.

Перед ним стояла Клавдия:

— Привет, дружочек!

— Здравствуй, — ответил он холодно.

— Что ж не заходишь? Иль дорожку забыл?

— Не надо.

— Почему же?

— Не знаю.

— Может зайдем? А то кое-кто знает… Скажу кому нужно, что силой ты меня взял тогда… А? Уж лучше не упрямься.

— Зайдем, — решился Рафит. И, вздохнув, пошел вслед за бабой.

Они молча вошли в дом. Клавдия сняла платок, пальто. Рафит

стоял, прислонившись к косяку.

— А ты чего? Раздевайся, — потянула она руку к шапке. Он удержал ее.

— Не надо. Не за тем пришел. Давай поговорим с тобой, — сел он на стул у печки.

— Разве к бабам говорить приходят?

— И так бывает — вздохнул он.

— Давай потом поговорим, — обняла она его. Он снял ее руки с шеи. Заходил по комнате. Обдумывая с чего начать. Потом остановился.

— Не лови меня, Клавдия! Не путай. Я не конь. И меня на петлю не поймаешь. Нам не обмануть друг друга. Все прошло и для тебя, и для меня. Ты — ловец. Но я — кобра. Ужалить могу. Не ставь сети. Они не для меня. Мы с тобою друг друга стоим. Ты — телом, я — душой. Не будет ничего у нас. Не получится. Ты тоже змея. Но я сильнее. Мы понимаем друг друга. Пожалуй, слишком хорошо. Это нам помеха. Два волка в доме не живут. Кто-то другому горло все равно порвет. Когда? Но это все равно случится. И тут желудок тугой не выручит. Отступись. Ищи другого в стае. Ищи кто слабее и глупее тебя. Но меня не лови. Свою беду поймаешь. А ты ведь только баба. Потешились мы однажды и хватит. Не возвращай силою в постель. Нам не согреть друг друга. Кто-то в ней должен будет навсегда остаться.

Клавдия отшатнулась к стене. Побелела.

— Мужика тебе надо. Сильного, бесхитростного. Чтоб верил тебе. А я — не могу. Себе не верю. Тебе и тем более. Мы слишком похожи с тобою. Уйди с моей дороги. Уйди от беды. Тебе же лучше будет.

— Да нужен ты мне. Таких как ты — полно! Не клад какой. Не находка! За что грозишь? Что плохого тебе я сделала? Иди! Кто силой держать будет! Хотела тебя от скуки, от тоски избавить. По доброте своей. Жаль тебя было. А ты грозишь! Иди! И сам забудь мой дом! — резко открыла она дверь.

Рафит вышел. Пошел из дома не оглядываясь. Она же стояла у окна. Лицо, мокрое от слез, красными пятнами покрылось. Отчего ты теперь плачешь? В старости все становятся умнее. Прошлые ошибки не стоят слез.

Магомет теперь жил иначе. Он понял, что годы идут. И чем больше возраст, тем неохотнее пойдет за него замуж молодая. А если не будет денег, об этом и думать не стоит.

Когда он был в селе — видел одну. Она жила в доме рядом с матерью. Вот если бы ее суметь заполучить. И Рафит забыл о времени. Отдыхать будет в селе. Потом. Сейчас надо зарабатывать. Копейку к копейке класть. На всем экономить. Не делать покупок. Все нужно учесть. Упустил в свое время, теперь надо наверстывать. Надо попробовать выкупить у судьбы свое счастье.

Рафит возвращается домой поздними вечерами. Валится на койку, забыв про ужин. Не до того. Во сне он видит степь. Широкую, большую. А в ней парни и девушки. Всего села. На праздник собрались. Платья у девушек яркие, узоры — словно с ковров матери взяты. Глаза горят. Сегодня снова будут скачки на лошадях. Джигитовка. Ее целый год ждала молодежь. Кто-то сегодня обожжет поцелуем свою судьбу. Но ее нужно догнать. Схватить лихого коня за уздцы. Тот — взовьется от прерванного полета. Щеки девушки маками алеют. Не теряй времени, джигит! Схвати ее! Целуй свое счастье, пусть даже девчонка не дается, отворачивает от тебя свое лицо. А ты будь смелее. Женщины любят в нас силу и смелость. Этого ты ни у кого не возьмешь взаймы. Ни у коня, что помог тебе нагнать судьбу, ни у людей — своих сельчан. Целуй ее, покуда этого не сделал другой. Робость присуща только женщинам. Помни об этом, джигит. Скачки — только предлог. Поцелуй — предложение. Не робей, джигит. От этого зависит многое. Первый поцелуй, как первая любовь. Его любая девушка помнит. Да не слюнявь! Пусть горят ее губы! Дольше помнить будет.

Рафит ворочается во сне. Вон и она. Тоже на скачки пришла. Скакун у нее резвый. Такого кто догонит? Кто осмелится. А не догонишь — позор. Все село смеяться будет. Хотел девушку поймать на ишаке? Эх-х! Но ее скакун особый. Вон как не терпится коню. Копытами землю бьет. Рванется в степь птицей. Унесет девушку к самым облакам.

Около Магомета тоже рысак. Из рук рвется. Удила грызет. Такому только дай волю. Не конь — ветер. Вот только джигиту смелости не хватает. Что-то жарко стало. Сейчас бы холодного кумыса. Он оглядывается. Вон старуха бурдюк держит. Рафит подходит к ней.

— Апа, кумыс, бар? Мать, кумыс.

Старуха понимающе бурдюк подает. Какой вкусный у нее кумыс! Какой прохладный! Его можно пить не отрываясь. Он смелости прибавил. Вот и Рафит готов к джигитовке. Вскочил на коня. Старый аксакал сигнал подал. Рванулись кони. Ветер в лицо бьет. Где она? Вот! Совсем близко! Эх, конь! Друг мой! Не подведи! Ты посмотри, какая девушка впереди скачет! Догони! Рафит впился в коня. Погоняет быстрее. Скачи, друг! Выручай! Последнее счастье, как последняя надежда! Его нельзя упускать! Вот она! Уже совсем рядом. Оглянулась. Улыбается!

Еще! Ну! Вот Магомет схватил ее скакуна за уздечку. Рванул на себя. Стой. Конь встал на дыбы. Рафит хватает его сильнее. Перед глазами вспотевшая, дрожащая от скачки холка. Он протягивает руку за девушкой. Сейчас! Еще один миг! И она — его… Он никому ее не от даст. Ни за что! Но где она? Рука нащупала седло. Оно пустое! Где она! Он смотрит. Вот она! Уже другой, с другого бока успел. Выхватил девушку из седла. Целует. Он, а не Рафит. Но кто это? Что? Снова он! Скальп! И Магомет в ярости бросается на врага, забыв о девушке, о счастье. Дикий рык вырывается из глотки:

— Стой! Шакал! Стой!

Проснувшийся Геннадий угорело с койки вскочил, протирает заспанные глаза. Кто кричал? Что случилось? В темноте ничего не видно. Он включает свет. Дверь закрыта. За домом тишина. Лишь Рафит во сне душит свою подушку. Рвет ее зубами. Пальцы от усилий побелели. Подушка молчит. Она все стерпит.

Геннадий молча выключает свет. Он понял. Все без слов. Вчерашний день, свое прошлое, горе свое, далекого, недосягаемого врага, самого себя душит Рафит. Но задушившие молодость и жизнь, нынче ослабли руки Рафита. Душит памятью, внезапной злостью во сне, вспыхнувшей в старости уцелевшей сухой щепкой. Но подушка бессловесна. Слезы ли, смех ли, все остывает на ней к утру. Геннадий тоже ничего не скажет. Сам когда-то был грешен этим. Но теперь прошло. И у него пройдет. Вздыхает старик, повернувшись спиной, к кровати Рафита. Тот смеется во сне. Победа во сне облегчает жизнь. Это старикам хорошо известно.