было дать лет двадцать пять, если не меньше. Оба не создавали впечатления нацистов, а скорее напоминали обыкновенных работяг с завода, только разговаривающих с жутким акцентом.

– Ком! Ком!– позвал рыжий деда Федьку. Указал пальцем на ведро, а потом сделал вид, словно умывается.

– Кажется, он просит помочь…– проговорила Акулина, у которой сердце ушло в пятки от мысли, что было бы, если эти двое проснулись бы чуть раньше и увидели дедовых гостей.

– Стой! Я сам…– буркнул дед, у которого при виде квартирующих в его избе фашистов снова испортилось настроение. Он полил свежей колодезной водой на руки немцу сначала одному, потом второму. Акулина к тому времени приготовила на стол. Похлебав жидкую кашу, солдаты раскланялись и ушли по своим делам, наверное, к бургомистру, который стал у них тут единственным начальником. Федор вместе с Колькой управился с хозяйством, накормил курей, которых осталось всего десять штук несушек. Поправил покосившийся плетень, забив стоянок на угол забора, ведущего к соседям, и через пару часов решил, что пришло время перекура. Присел на завалинку, скрутив ароматную козью ножку, набитую собственным самосадом, которым Подерягин втайне гордился. Рядом с ним устроились внуки: Колька, мастеривший Шурочке свистульку из камышины, и сама девочка с тряпичной куклой, прошлой зимой сшитой матерью на ее день рождения из своей старой юбки.

– Деда…– протянула задумчиво Шурочка, причесывая маленькими пальчиками волосы куколки, сплетенные из суровых ниток.

– Да, Санечка!– понемногу потеплело. Солнце поднялось повыше, прогревая холодную после ночи землю.

– А папка скоро вернется с войны?

– Нескоро, внученька, нескоро…

– А почему он письма нам не пишет? Мамка, я слышала, ночью плакала, да причитала, что может, сгинул ее родименький Петюшка…– девочка с точностью повторила интонации матери, услышанное вчера, но из уст ребенка это было смешно слышать.

– Брешет, дура!– заругался дед Федька, нахмурившись.– Брешет, окаянная! Жив Петро! Жив! Я сердцем родительским чую, что жив! А маменька ваша, что сеть дура! Мы ж сейчас в оккупации, кто ж ей письма с фронта доставлять будет. Ваш папка в Красной армии служит. Только говорить об этом…– Подерягин кивнул в сторону сельской площади, где в доме бургомистра скрылись их постояльцы,– нашим квартирантам не след…Понятно?

– Понятно!– протянула Шурка чуть более радостно.

– Кажись машина какая-то едет, дед!– Колька встал с завалинки, отложив недоделанную свистульку. Посмотрел на дорогу, где в облаке пыли, трясся немецкий грузовичок.

– Военные?– спросил Федор, насторожившись.

– Нет,– ответил парень,– платки белые видать из кузова.

Громко тарахтя всеми своими сочленениями, грузовик затормозил подле их плетня. Из кабины выпрыгнул Василь Полухин все в том же черном костюме с белой повязкой на плече. Грозно нахмурил брови и шагнул во двор. Из-за невысокого забора Подерягин успел рассмотреть, что в кузове сидят их односельчане. Бабка Степанида, Окулова, тетка Марфа и даже Митюша, широко по-своему дурацкому обычаю разевает рот, чтобы выразить всю радость от поездки на такой технике.

– Что-то зачастил ты к кумовьям, Василь,– вместе приветствия спросил дед Федька, туша бычок о мягкую землю,– помнится, при Петре ты не сильно нас посещал…

– Про Петра не вспоминай, дед!– зло бросил Полухин.– А раньше и повода особого не было…

– А теперь появился?– хитро прищурившись, уточнил Подерягин.– Неужели расстреливать народ везешь, а за мной для полного счета заехал?

– Было б за что, уже бы расстрелял!– нервно огрызнулся Полухин, поправляя винтовку на плече.

– Вон оно как…

– Собирайся! В город поедем!

– А на кой мне в город, мил человек? Продукты у меня пока есть, да и менять их уже не на что. Пенсию-то ваши не платят…А так хоть бы в марках….

– Там концерт комендант для таких, как ты устраивает! На центральной площади!

– Это каких же?– деду Федору играть на нервах у бургомистра. Видеть то, как он нервничает, доставляло ему настоящее удовольствие.

– А вот каких!– на открытой ладони Василя, вытянутой вперед, лежала маленькая металлическая пуговица, та самая которой дед Федька утром не досчитался после акции с партизанами и торопливого бегства с места преступления.

– Хорошая пуговица!– похвалил Подерягин, мгновенно овладев собой и даже не подав виду, что его что-то смутило.– Мне б таких с пяток! А то обтрепался сильно…Не будет, а , Василь?

– Добром не поедешь – силой увезу! Вместе с кумой!– зло бросил Полухин, сжав кулаки.

– Девку не трожь!– разозлился старик, вскочив с завалинки.– У нее пострелята мал мала меньше…– кивнул он в сторону затихших Шурочки и Кольки.– Куда ей в город? Да и постояльцев ты нам подселил, их накормить, обстирать надо? Надо…Куда ей ехать?

– Собирайся!– настойчиво проговорил бургомистр.

– Акуля!– покричал дед Федор в дом. Невестка, видимо, стояла возле дверей, слушала весь разговор, потому как выбежала почти мгновенно.

– Да, батя?

– Кум твой, вот экскурсию в город предлагает, на центральную площадь. Поеду, уважу человека! За детьми гляди!– уже сурово добавил он, потрепав Кольку по отросшим темно русым волосам.

– Бать…

– Гляди, я сказал!– отрезал Федор, поворачиваясь к Полухину.– ну вези, коль пообещал…

Василь, брезгливо поморщившись, выбросил маленькую пуговичку, которую все еще мял в руках. Распахнул старую калитку, пропуская старика с палкой вперед.

– Где наш автомобиль?– весело проговорил дед Федор, хотя глаза его оставались серьезными, выдавая интенсивную работу мысли. Что придумал комендант? Какие его будут ответные действия? Ведь оставить все так, как есть, показать свою слабость и бессилие…Нет, Бааде впечатление слабого человека не производил.

Внутренне готовясь к очередной пакости, Федор, закинув в кузов костыль, полез туда сам, с трудом управляясь с высокими бортами.

– Давай, Митька, помогай, старому человеку…

– Деда!– на дороге показались Шурочка с Колькой. Девчонка плакала, прижимая тряпичную куклу к груди. Митюша, радостно гигикнув, помахал им в ответ, приняв все на свой счет.

– Вот, ядрена шишка!– виновато потупился дед Федька, обращаясь к женщинам, сидящим в кузове.– Провожают, как на войну!

Почему-то в этот момент он почувствовал себя неудобно. Хотя в душе ему было приятно, но признать это при всех , для Подерягина означало бы слабость. Ему казалось, что тогда все бы смеялись над ним.

– Поехали!– буркнул недовольно Полухин, усаживаясь рядом с водителем.

Откуда же ты взял пуговицу? Подумал про себя дед Федор, мирно покачиваясь в такт ухабам. И успел ли кому-то об этом рассказать? Если успел, тогда конец. Из поездки в город он больше не вернется, а вот если Петькин кум промолчал, тогда это в корне меняет дело. Тогда остается выяснить чего же он хочет взамен своего молчания.

Зная Полухина с детства, он даже боялся представить, что творится у того в голове.