Он оказался прав. Компьютер даже не был защищен паролем. Поэтому у него сразу возникло искушение изучить файлы, но он знал, что это оставит следы, которые не укроются от внимания Стейси. Однако он решил, что ничем не рискует, если просто скопирует файлы на чистые диски, которые он нашел в одном из ящиков стола.

Вскоре он понял, что здесь нет ничего достойного внимания. Тысячи музыкальных файлов: по данным программы «iTunes», установленной у Робби, на то, чтобы все их прослушать, уйдет 7,3 суток. Порядочное количество музыки, но едва ли она прольет свет на убийство парня. Вряд ли принесут пользу и несколько десятков сохраненных файлов к компьютерным играм: еще одно доказательство того, что компьютер служил Робби главным образом для развлечения. Поэтому Сэм сосредоточился на электронной почте, фотографиях и немногочисленных вордовских документах. Даже при столь безжалостном отсеве понадобилось три диска, чтобы переписать на них то, что он хотел.

Потом он закрыл все программы, убежденный в том, что никакая электронная бомба ему не грозит. Пускай теперь Стейси сколько угодно забавляется с этой штукой.

Довольный, Сэм отключил компьютер и вернулся за письменный стол. Теперь, когда у него имелись кое-какие конкретные отправные точки для работы, он уже меньше сердился, что торчит здесь вместо того, чтобы сражаться на передовой, опрашивая главных подозреваемых. Проклятая Джордан! Что бы он ни делал, на нее это не производит никакого впечатления. Ему надо придумать, как действовать через ее голову, иначе ему не добиться продвижения. Все еще немного злясь, он дотянулся до сигарет и закурил. Вряд ли Робби Бишоп вернется и проявит недовольство, что в комнате накурено.

Кэрол стояла в тени, наблюдая, как перед ее глазами разворачивается последний акт трагедии Робби Бишопа. Даже медицинская аппаратура уже не могла поддерживать в нем жизнь. Денби объяснил ей это, когда она приехала в больницу:

— Как я вам говорил, из-за рицина клетки прекращают вырабатывать белки, которые им необходимы, и поэтому начинают погибать. До какой-то поры мы можем компенсировать это с помощью наших приборов, но потом наступает момент, когда кровяное давление падает настолько, что мы уже попросту не в состоянии подавать достаточное количество кислорода в мозг, и все в организме начинает отключаться. Сейчас наступает как раз этот момент.

Она знала: боли он не ощущает, об этом заботится морфий. А профанол — о том, чтобы он все время спал. И хотя формально он был еще жив, в нем уже не оставалось ничего от прежнего Робби Бишопа. Трудно было поверить, что умирающий, который лежал перед ней, еще несколько дней назад вдохновил своих товарищей по команде на славную победу. Он больше не походил на спортсмена. Голова у него, казалось, увеличилась вдвое, тело разбухло, раздалось, раздулось. Под тонким одеялом его некогда прекрасные ноги были как две колонны. Робби Бишоп, спортивный герой, кумир миллионов, выглядел ужасно жалко.

Рядом с ним сидела его мать, сжимая обеими руками его вялые пальцы. По ее щекам текли слезы. Ей не было и пятидесяти, но эти два дня превратили ее почти в старуху, сгорбленную и ничего не понимающую. За ее спиной стоял муж, положив ей руки на плечи. Поражало его сходство с сыном — прежним, еще здоровым. Брайан Бишоп служил живым напоминанием о том, каким Робби никогда не станет.

По другую сторону кровати стоял Мартин Фланаган, склонив голову, сцепив руки перед собой. Кэрол видела, что он кривится, изо всех сил пытаясь не заплакать. Когда Англия с позором покинула последний чемпионат мира, Кэрол решила, что для настоящих мужчин вполне допустимо лить слезы. Но, вероятно, не для мужчин поколения Фланагана, подумала она.

Она увидела, как грудь Робби словно бы сжалась, тело спазматически дернулось. И в какие-то секунды все кончилось. Показания кардиомониторов резко пошли вниз, кровяное давление мгновенно упало, уровень кислорода в крови ринулся к нулю так быстро, что цифры на дисплее слились в неразличимую муть.

— Мне очень жаль, — произнес Томас Денби. — Теперь мы вынуждены отключить системы жизнеобеспечения.

Миссис Бишоп заплакала. Она издала всего один долгий, пронзительный всхлип, потом рухнула вперед, на своего сына, и стиснула рукой его разбухшую грудь, словно могла вдохнуть в него жизнь. Ее муж отвернулся, закрыв лицо руками, плечи у него тряслись. Фланаган, опустившись на корточки, привалился к стене, уткнув голову в колени.

Это было уже чересчур. Кэрол отступила назад. А когда она вышла в коридор, за ее плечом оказался Денби:

— Нам придется выступить с заявлением, провести пресс-конференцию. Предлагаю сделать ее совместной. — Он посмотрел на часы. — Вам хватит получаса на подготовку?

— Я не уверена, что мы должны…

— Послушайте, я собираюсь рассказать им все то, что мы знаем, а именно — что Робби Бишоп умер от отравления рицином. Но они захотят знать, что делаете вы, полиция. А я лишь хочу, чтобы вся эта история была представлена более или менее целостно. Чтобы потом не было всякого рода спекуляций, которые могут вызвать мои рассуждения.

Денби говорил раздраженно: было похоже, он не привык, чтобы ему возражали. Но Кэрол никогда не испытывала трудностей в противостоянии с ему подобными.

— Полагаю, у меня больше опыта, чем у вас, в том, что касается того, как делать свою работу посреди толпы кровожадных журналистов, — лучезарно улыбаясь, сказала она. — Если вам легче проводить пресс-конференцию при моей поддержке, я наверняка сумею это устроить. Где мы встретимся с репортерами?

Явно захваченный врасплох, Денби сухо ответил:

— Полагаю, оптимальное место — зал заседаний на втором этаже. Увидимся там через двадцать минут.

Он удалился.

— Сукин сын, — пробормотала она.

— Какие-то проблемы, шеф? — Пола стояла в дверях комнаты для родственников, в которой недавно беседовала с Фланаганом.

— Мистер Денби не любит тратить время зря. Заявляет, что пациент скончался, и тут же объявляет пресс-конференцию. Я бы предпочла немного перевести дух, чтобы убедиться, что поспеваю за событиями, только и всего.

— Хотите, обзвоню наших? Узнаю новости?

Кэрол трудно было поверить в искренность Полы. Когда она сама оказалась в сходном положении, она ощущала обиду и страстное желание отомстить. Она не могла себе представить, как стала бы работать с теми, кто подставил ее, предал, злоупотребил ее доверием. Но, судя по всему, Пола, вместо того чтобы ее возненавидеть, только еще сильнее стремится заслужить ее одобрение. В свое время Кэрол просила Тони растолковать ей это, но Тони мешала врачебная этика — как психолог он сам вел беседы с Полой и не мог передавать их содержание посторонним. Вот только что он счел возможным ей сказать:

— Она действительно не винит тебя в том, что в тот вечер на Темпл-Филдз все пошло не так. Она понимает, что ты не подставляла ее. Понимает, что ты, наоборот, изо всех сил старалась обеспечить ее безопасность. Она ничего против тебя не затаила, Кэрол. Поверь, она на твоей стороне.