Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Клады?
– Юленька, ты же помнишь историю о золотом запасе Колчака? Наши места как раз между Омском и Иркутском, а Колчак, под натиском Красной армии, отступал из Омска с тридцатью вагонами казны, но до Иркутска золото не довезли, исчезло оно где-то после станции Тайга, а может, и где еще.
– И Алик искал эти сокровища? Это ведь легенда, миф! Уж сотню раз искали, да так никто и не нашел!
– Не знаю, как он это себе представлял, но ходил все время с какими-то планами, картами, с загадочным видом их разглядывал, намеки делал. Мать у него в тюрьме заболела и умерла, отец через два года вернулся, только он так с теткой и продолжал жить.
– Клады-то перестал искать?
Ольга Захаровна пожала плечами:
– Не знаю.
– Значит, не нашел. В газете же об этом не писали.
– Не было тогда еще вашей газеты.
– Ну, слухи ходили бы по городу.
Юля вспомнила статью Милы Сергеевны, напечатанную пару лет назад: при сносе старого дома в одном из пригородных поселков была найдена металлическая коробочка, замурованная в стене. В «кубышке» обнаружилось сто тысяч рублей, но не золотом, а ассигнациями, которые потом плавно перекочевали в экспонаты городского музея.
– Мы многого не знаем о наших благодатных местах.
– Соглашусь с вами, – быстро сказала Юля. – А дальше?
Ольга Захаровна будто не услышала и продолжала:
– А дальше как по Чехову: «Праздная жизнь не может быть чистою». А он все время хотел праздника. Между прочим, Чехов ехал через эти места на остров Сахалин.
Юльке не терпелось. Черт! Заговаривается она, что ли?! Ей же нужно узнать про Алика и, возможно, темные истории его прошлого, а тут лекция по русской литературе вкупе с лирическими воспоминаниями!
– Помните рассказ Антона Павловича «Из Сибири»? Я, когда перечитываю этот маленький шедевр, испытываю истинное наслаждение. Какой язык! А дух? Настоящий сибирский дух, правдой пронизан каждый абзац.
«Не хочу рассказ!» – взмолилась про себя Юля. Конечно, стыд и срам – журналистка Сорнева не читала чеховского рассказа, не восхищалась талантливым пером классика, как эта восторженная пожилая учительница. Но, вот честное слово, только не сейчас! Она понимала, что старая учительница одинока, любительница Чехова и надо о нем с кем-то поговорить. Выход один – терпеть.
– Прочитайте на досуге, Юленька, не поленитесь.
– Хорошо, Ольга Захаровна, обещаю! – приложила Юля руку к груди и поскорее заговорила о важном: – Ольга Захаровна, а почему тогда решили, будто Алик пропал без вести? Как так вышло? Он окончил школу, уехал в Питер, выучился на оператора. Просто знать о себе не дает, тем более здесь у него и не осталось по-настоящему родных людей.
– Зачем ему в Ленингр… прошу прощения, в Санкт-Петербург ехать?
Юля вспомнила о личном деле оператора, которое обещали прислать Луизе. Там-то она и отыщет ответ на данный вопрос, и у рассказа появится конец.
– И все-таки, как же так получилось? Почему он пропал без вести?
– Почему пропал, не знаю, – с достоинством ответила женщина, – но только его в судебном порядке признали умершим.
– Ого! – изумилась Юля. – Ольга Захаровна, как это?
– Жена заявление написала, когда пять лет прошло со дня его исчезновения, был суд, и вынесли специальное постановление.
– Алик был женат?
– Да, на своей однокласснице, Наташе. Только давно это было. Умерла она.
– Как умерла?
– Обычно, как умирают люди от онкологии.
– А зачем жене было нужно, чтобы его по суду признали умершим?
– Человек не может столько времени не давать о себе знать. Ей нужно было определиться, как жить дальше.
– Подождите, но ведь он мог быть жив все эти годы?
– Я не знаю, – вздохнула женщина, – но моего ученика Алика Царегородцева официально признали умершим и, значит, он для всех умер. Извини, мне больше нечего сказать.
Дома Юля первым делом достала с полки «Вишневый сад» и нашла место про Яшу. Оказалось, что по пьесе это молодой лакей. Он побывал за границей и теперь не прельщается Родиной и даже мать, пытающаяся с ним встретиться, уже не нужна ему. Его главная черта – высокомерие, он не уважает хозяев, у него нет привязанности ни к кому.
Да, пожалуй, Ольга Захаровна права: Алик тоже не был привязан к семье и бросил больную жену.
Настя Капцова захлопнула дверь своего номера и обессиленно привалилась к стене. Но не успела она перевести дух, как в дверь постучали. На пороге стоял мрачный Алексей Погудин.
– Насть, ты не в курсе, сколько нам еще ждать? Торчим, как идиоты, на первом этаже. Подробности знаешь какие-нибудь?
– Подробности? – Девушка никак не могла сосредоточиться.
– Ну да! Народ в шоке, а гримерша вообще забилась в номер и ревет. Говорят, завтра сворачиваемся и отчаливаем обратно в Питер.
– Про отъезд первый раз слышу. Пусть Луиза разруливает. Усольцев же собирался прилететь… – наконец пришла в себя Капцова и даже немного оживилась. А что, если настало время вернуться к ее сценарию? Как бы подольше задержать Алексея в своем номере? И тогда…
– Матвей не приедет, он ногу сломал, – ввел девушку в курс дела Погудин и зашел в номер.
– У тебя есть выпить? – Алексей плюхнулся на кресло. – А вообще, даже интересно. Как будто настоящий детектив снимаем: приехали в Сибирь, Алика убили, Уткин этот – явно отрицательный персонаж, и мы все в качестве подозреваемых.
И тут в Настином кармане зазвонил украденный телефон. Капцова растерялась – она не успела снять плащ, продолжая сжимать рукой проклятый аппарат. А хуже всего было то, что дурацкий рингтон – вой собаки под блатную песню – был отлично известен всей съемочной группе, поскольку всех невыносимо раздражал. У Погудина вытянулось лицо.
– Не понял? Это что сейчас было?
– Н-н-н-е знаю… – проблеяла Настя.
– Как не знаю? У тебя в кармане поет телефон Алика. Вытаскивай руки!
Настя почувствовала себя воровкой, пойманной с поличным.
– Это вовсе н-н-н-е… Алексей!
– Я еще ничего не подумал. Руки! Руки! Телефон на стол!
Настя обреченно вздохнула, вытащила руку из кармана и положила телефон убитого оператора на журнальный столик.
– Настя, откуда у тебя телефон Царева? Ты его грохнула?
Капцова представила, будто играет роль (воровки, пойманной с поличным), и вдохновенно начала:
– Алексей! Как ты можешь?! Зачем мне убивать Алика?! Я его телефон в коридоре нашла. Он же приметный, то есть я сразу поняла – Аликов, а не еще чей-то, и положила в карман. Машинально, а потом просто забыла.