Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Привет! — Она бы многое отдала, лишь бы эти синие глаза не смотрели на нее так холодно и неприветливо. Этого просто не может быть, она же помнит прикосновение его колена к своему, тонкий запах его одеколона и твердые ключицы, и жесткие волосы, седые на висках, и губы, которые она бы узнала из тысячи других губ, хотя, конечно, ничего в них особенного и нет… Но все эти куски мозаики легко складываются в ее сознании в их общий с Вороном фотоснимок — ведь мы же уже не чужие, пусть не друзья, но… Но все сейчас то ли забыто, то ли неважно. Мужчина смотрит на нее и молчит. Какое разное, оказывается, бывает молчание!..
Женька попробовала улыбнуться, но ее рот предательски задрожал, и ей пришлось судорожно прикусить нижнюю губу, чтобы не расплакаться.
Происходит что-то странное, что-то такое, что она не может ни понять, ни объяснить…
В последний раз, когда она видела Игоря Ворона, он смотрел на нее весело, с легким озорным прищуром, и она — это правда ее мысли, неужели это действительно было совсем недавно? — подумала тогда, что Ворон похож на мальчишку, который предвкушает какую-то забавную шалость… А как он ее поцеловал? Она потом несколько ночей подряд, засыпая, вспоминала его холодные губы и делала вид, что Ворон вызывает в ней чистый восторг и священный трепет зрителя перед артистом. И ничего более… Но ведь он ее поцеловал, и это было замечательно! Даже если его поцелуй был только дружеским («И ничего более!»)… Что же случилось? Почему он так себя ведет теперь?
Игорь Ворон не ответил на Женькино приветствие. Он даже не посмотрел на нее… ударив девушку взглядом, он резко отвел от нее глаза, как будто в одну секунду Женька перестала быть ему знакомой, изменилась и переродилась во что-то такое, на что смотреть больше не стоит. Похолодев, она застыла изваянием, недоуменно глядя вслед удаляющейся мужской фигуре… Такое уже было, и опять этот человек уносит с собой ее радость, но — теперь он не оставил после себя вообще ничего. Ни надежды на скорую встречу, ни улыбки, которая согрела бы ее и утешила, ни даже памяти о чем-то хорошем… Сегодня Игорь Ворон ее не увидел. Как будто ее нет.
А она есть. В мамином зелено-желтом свитерке, с растрепанными темно-русыми волосами и с глупым пакетом, в котором безжизненно лежит бутылка сухого красного вина. С дрожащими губами, с выученным наизусть расписанием спектаклей на июнь и с замечательными планами на будущее, это все она! И где-то за много кварталов отсюда в деканате во всех документах против ее фамилии стоит галочка — такая-то защитилась такого-то числа, в начале июля она получит свой диплом, в августе выйдет замуж, а между этими двумя событиями отдохнет на море или в деревне у двоюродной бабушки. Как он мог ее не заметить! Какое право имеет Игорь Ворон проходить мимо нее, не оглядываясь и не говоря ни слова! Ни одного слова…
Ночью, вытянувшись под простыней и вцепившись руками в матрас, Женька долго успокаивала себя, пытаясь затопить свое огорченное сознание приятными фантазиями и милыми задумками… Как славно будет въехать в новую квартиру и стать там хозяйкой, и это ничего, что она не очень любит готовить и вести хозяйство, ведь в своем доме все по-другому. Первым делом она повесит занавески в кухне, она даже придумала, какого они будут цвета — желтые с разноцветными крапинками, так веселее. А еще у них сразу же появится щенок, только они еще не выбрали породу: Трофим хочет ньюфаундленда, а ей нравятся чау-чау… Впрочем, какая разница, пусть будет водолаз, она согласна.
Глинтвейн ей сегодня не понравился, напиток получился приторным, потому что Оксанка не пожалела сахара. Как ни странно, мысли о Вороне удалось загнать на задворки сознания, и маленький праздник в пустой квартире прошел неплохо… Впрочем, в какой-то момент Женька поняла, что уже не празднует начало новой «взрослой» жизни, а как будто провожает старую, родную и привычную, и ей стало грустно, захотелось свежей клубники и на Золку… Вместо этого она приняла ледяной душ и загнала себя в постель. Пусть Оксанка обижается сколько угодно, ей все равно.
Как бы Женька хотела иметь в голове маленький переключатель, который помогал бы ей — раз! — и отключить все свои ненужные мысли, помехами сотрясающие ее мозг! Тогда бы сейчас, глядя сквозь ресницы на вялый полумрак комнаты, она бы не чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег, и не дышала бы неровно, втягивая воздух ссыхающимися жабрами… все было бы просто. Она переключила бы себя на другую волну и до утра бы видела симпатичные сны о прошлом, в котором было так много солнца, о чистопородном английском скакуне Олеандре, на котором ей однажды довелось прокатиться, о детях, рисующих домики и собак, а не об Игоре Вороне, который — в мутном и нечетком ее сновидении — бесконечное число, раз прошел мимо нее, и даже встречаясь с ней глазами, умудрялся не видеть ее. Она до рассвета мерзла от его холодного безразличия, пока в шесть утра не встала и не закрыла балконную дверь.
Вернувшись в постель, Женька натянула свитер прямо на пижаму (господи, почему так холодно?) и, согревшись, наконец, отключилась от комнаты, улицы и тревожных мыслей. В конце концов, она не маленькая, много разных неприятных штук происходит в жизни, и кто сказал, что она должна переживать обо всем на свете? Пусть другие переживают, а она будет спать!..
Вот если бы только точно знать, что когда-нибудь Игорь Ворон пожалеет о том, как он поступил с ней сегодня!..
Ладка не объявлялась до конца недели. Один раз Женька ей позвонила, но наткнулась на равнодушное «Извини, сейчас я очень занята и не могу с тобой говорить» и больше не настаивала на общении. Странно только — сперва бегала к бабке на дню по нескольку раз, а то совсем пропала из виду. Как будто взяла от Женьки все, что могла, и поставила точку в отношениях!.. Но нет, опять она придумывает то, чего нет на самом деле. Мало ли, какие у человека могут быть дела!
И когда в субботу в девять утра Лада, наконец, пришла, Женька успела забыть про свою досаду. Было заметно невооруженным глазом, что Ладке не терпится поделиться своим счастьем, однако измученная бессонницей Женька реагировала на все вяло и без особого интереса воспринимала новости. Она уже второй день не могла дозвониться до Трофима, чтобы прояснить смысл его последней SMS, тут уж не до Ладки с ее любовью.
— Так что будем мы с моим сладким жить своей нормальной жизнью, а то болтаюсь между родительской квартирой и бабкой, как кое-что в проруби. Хватит, не маленькая уже, пора бы пожить в свое удовольствие! Все, с понедельника обустраиваемся в новом гнезде!
Ладка потянулась всем телом, разнообразно захрустев всеми косточками и суставами. Женька вздохнула. С одной стороны, конечно, все верно, жить надо отдельно, тем более — когда с парнем. Они же с Трофимом тоже не ужились под одной крышей с его родителями, хотя те — люди хорошие, но тут дело ведь в другом. Так что пусть Ладка переезжает в новую квартиру и живет с Лешей в счастье и согласии! Но господи, до чегоже скучным получится остаток июня в унылой бабкиной квартире! Оксанка через три дня сдаст последний зачет и уедет к себе в Вольск, Ладка теперь редко будет здесь показываться… Что ж Женьке-то тут делать?