Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что мне с ним делать?
— То, что полагается делать с браслетами. Наденьте на запястье и носите. Цирконий нормализует давление.
— Что вы говорите! — Александр Терехов озадаченно посмотрел на полоску металла, похожего на медь. — Никогда бы не подумал.
Он надел браслет. С растерянным видом показал майору руку.
— Вот и хорошо, — кивнул тот. — Носите на здоровье. И помните: мы заботимся о вас.
— Вы?
— Я имел в виду государство. И его контролирующие органы. А теперь — приступайте к эксперименту, Александр Алексеевич.
Дальнейшее вспоминалось Ребусу скомканно и невнятно. Он помнил, как физик заперся в передвижной лаборатории с прозрачными стенами. Как запустил устройство, над которым работал несколько лет. А потом случилось чудо. Лаборатория, стоявшая посреди ангара, стала расплываться, словно выпадала из фокуса.
— Лейтенант, остановить его! — крикнул майор Варлей.
Агадамов выхватил из кобуры восьмизарядный «ПМ» и бросился к стеклянной стене передвижной лаборатории.
Тренированное тело действовало безотказно: за какую-то долю секунды лейтенант преодолел десять метров, отделяющие его от лаборатории, вскинул пистолет и приставил дуло к прозрачной пластиковой стене. В тот же миг по стене пробежала радужная волна. Часть радужного свечения, подобно бегущему огню, перескочила на лейтенанта. А в следующий миг тело Агадамова, радужно сверкая, как хрустальная призма, взлетело в воздух и рухнуло в нескольких метрах от стены лаборатории.
Лейтенант приподнял голову и посмотрел на то место, где только что была передвижная лаборатория. Она исчезла. Агадамов перевел взгляд на свои ноги. По ногам пробегали радужные волны, а сами ноги — от коленей и ниже — странно истончились, будто растаяли.
Обмирая от ужаса, лейтенант скосил глаза вправо и увидел рядом с собой жуткий предмет — знакомый и родной, и в то же время — страшно чужой. Это была его правая рука, отрезанная по запястье, и в судорожно скрюченных, белых пальцах она сжимала пистолет «ПМ».
К лейтенанту Агадамову подбежали люди. Кто-то стягивал ему ремнями культю, кто-то колол обезболивающее, а кто-то хрипло и взволнованно шептал:
— Все будет хорошо, Ренат. Все будет хорошо.
С тех пор прошло четверть века, а «хорошо» так и не стало. Вначале лейтенант Агадамов был уволен из Конторы по инвалидности. Но спустя пару лет его стали привлекать в качестве советника-консультанта, отдавая должное его аналитическим способностям. А спустя еще полтора года приняли обратно в Контору, где он получил должность старшего аналитика особого отдела.
Больше двадцати лет Ренат Рустемович Агадамов проработал в особом отделе КГБ, а затем ФСБ, занимаясь делами, о которых не положено было знать простым смертным. За это время он повидал столько необъяснимых и загадочных феноменов, сколько плодовитому фантасту хватило бы на сотню романов. Но все это время он возвращался мыслями к тому давнему эксперименту, который отнял у него руки и ноги.
Физик Александр Терехов пропал бесследно, хотя лаборатория его вскоре после исчезновения снова появилась в ангаре. В КГБ была создана специальная комиссия по расследованию этого случая. Комиссия просуществовала шестнадцать месяцев, а вскоре была расформирована в связи с отсутствием результатов.
Став старшим аналитиком, а затем и главой особого отдела, Агадамов пробовал возобновить работу комиссии, но ему настоятельно посоветовали выбросить эту идею из головы. Ребус сделал вид, что выбросил. Но втайне продолжал собирать информацию, используя для этого свое свободное время и свои особые каналы получения информации.
Все эти годы Агадамов не терял из вида младшего брата пропавшего физика — профессора Бориса Терехова. Он был уверен, что профессор не оставит надежд разыскать брата. А судя по приборам и деталям, которые задействовал профессор, его частные эксперименты были связаны с квантовой физикой, а следовательно — Терехов-младший не просто искал брата, но и продолжал его работу.
Последние несколько лет Агадамов курировал проект, который числился среди «прожект-аутсайдеров», но неожиданно стал давать такие ошеломляющие результаты, что затмил собою все, чем до сих пор занимался Агадамов. Одна беда — результаты эти не устраивали руководство. Было озвучено мнение, что проект «Мерцание» неспособен принести быстрой выгоды, а также — никоим образом не помогает достигнуть стратегического преимущества над потенциальным противником.
Недоброжелатели Агадамова «копали» под него днем и ночью, и в результате руководство вынесло вердикт о чрезмерном и необоснованном финансировании проекта, а также высказало недовольство методами, которые использовал в работе полковник Агадамов. И, как говорится, пошло-поехало.
Работа была близка к завершению. Не хватало лишь одного звена, и звеном этим был профессор Терехов, а вернее — его устройство, способное переносить человеческий разум сколь угодно далеко по шкале времени. С помощью этой Машины Ребус собирался добыть то, что про себя называл «недостающим ингредиентом». И наконец-то парень, способный доставить этот «ингредиент», был у Ребуса в руках.
Размышляя об этом, Ренат Рустемович откинул плед и уставился на свои искусственные ноги. Затем поднял перед собой правую руку, сжал пальцы, снова их разжал. Усмехнулся и пробормотал:
— Все не так уж и плохо. А будет еще лучше.
Лаборатория, в которую охранники ввели Егора Волкова, отличалась от прежней лаборатории профессора Терехова лишь размерами.
Сам профессор Терехов сидел за столом, согнувшись над микроскопом. Услышав шум, он отпрянул от микроскопа и с неудовольствием посмотрел на дверь. Лицо его стало еще более сухим и морщинистым, волосы на голове — еще более седыми и всклокоченными, а черная полоска усиков над верхней губой — еще более фальшивой и неуместной.
Егор привык видеть Терехова в красном плюшевом халате, теперь же халат на нем был самый заурядный — белый, хлопчатобумажный, накрахмаленный.
На столе, рядом с микроскопом, стояла початая бутылка полусладкого крымского «Каберне», из чего Волчок сделал вывод о том, что и пристрастия профессора Терехова не претерпели особых изменений.
— Проф! — воскликнул Егор, искренне радуясь видеть Терехова живым и невредимым.
— Волчок, — сухо проговорил Терехов в ответ, — а я-то надеялся, что у тебя хватит ума не попасться в лапы Ребусу.
Егор слегка оторопел от такого приема. Он успел позабыть о том, насколько скверным был характер профессора и каким неприятным Терехов умел бывать.
— Проф, вообще-то, я пришел сюда, чтобы спасти вас, — с легким укором проговорил Волчок.
— Спасти? — Терехов хмыкнул. — Ну, валяй — спасай. Ты оказался таким же дураком, как я. И теперь нам обоим некуда деваться и не на что рассчитывать. Впрочем, — тут профессор улыбнулся, отчего кончики его крашеных усов слегка приподнялись, — я все равно рад тебя видеть, Волчок.