— Хорошая работа, — произнес у него за спиной спокойный мужской голос.

Молодой человек обернулся и увидел высокого, широкоплечего господина в твидовом костюме и широкополой фетровой шляпе. Художник окинул фигуру незнакомца суровым взглядом и сказал:

— Вам правда нравится?

Незнакомец кивнул:

— Да. У этой картины есть свой характер. А у вас — своя манера.

Молодой человек усмехнулся:

— Вы не видели других моих работ и не можете об этом судить.

— Вы правы. Но эта картина мне определенно нравится. — Мужчина сунул руку в карман пиджака и достал бумажник. — Сколько вы за нее хотите?

Глаза молодого человека блеснули голодным блеском.

— Двадцать марок, — выпалил он.

Мужчина отсчитал двадцать марок и протянул их художнику. Когда художник забирал деньги, рука у него слегка подрагивала. Парень явно волновался.

— И много у вас таких работ? — поинтересовался незнакомец.

— Достаточно для хорошей экспозиции, — ответил парень.

— В таком случае… — Мужчина снял перчатки и протянул молодому художнику правую руку. — Георг Вольф. Это мое имя. А сам я — коммерсант.

Молодой человек пожал руку и представился:

— Адольф Гитлер.

— Гитлер? Звонкая фамилия. Вы австриец?

Художник покачал головой:

— Нет. Не австриец и не еврей. Я немец.

Господин Вольф (а вернее — Егор Волков, разум которого безраздельно властвовал над телом господина Вольфа, сделав его своим носителем) чуть прищурил темные глаза и сказал:

— Судя по всему, вам не часто удается продать картину, верно?

— С чего вы взяли?

Егор окинул фигуру парня взглядом:

— Вас не назовешь богатым человеком.

Гитлер усмехнулся, не размыкая губ, как делают люди, стесняющиеся плохих зубов.

— Не нужно быть сыщиком, чтобы это понять.

— А я и не претендую на проницательность Пинкертона, — миролюбиво проговорил Егор. — Послушайте, Адольф, что, если я вас приглашу куда-нибудь на чашку чая? Тут неподалеку есть отличная кондитерская, где продают потрясающие штоллены.

Молодой художник выслушал предложение с недоверчивым видом.

— Для чего вам это? — хмуро спросил он.

— Просто хочу вас угостить.

— Да, но с какой целью?

— Подразумеваете меркантильный интерес? Что ж, он у меня имеется. Мне нравится ваша манера, Адольф. И как знать — возможно, я сумею сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться. Так как насчет штолленов?

Еще пару секунд молодой художник молчал, а потом сказал:

— Я бы предпочел порцию баварских колбасок или айсбан с капустой.

Егор улыбнулся:

— Отличный выбор. Тут за углом есть добротный ресторанчик. Идемте!

Гитлер уже прикончил свиную рульку с капустой и теперь уплетал жареные яйца со свеклой и рубленой соленой говядиной, закусывая их румяными булочками.

Егор смотрел на будущего фюрера задумчивым взглядом. В голове у него не укладывалось, как из этого тщедушного, нервного паренька получится злой гений человечества, который отправит на свет миллионы ни в чем не повинных людей.

А может, это ошибка?..

Егор припомнил слова одного своего знакомого из сорок второго года: «Помню, лет десять назад по Берлину ходили слухи, что настоящего Гитлера подменили. Никто из тех, кто знал фюрера прежде, не мог поверить, что он так стремительно вырос из обычного парня в величайшего титана и гения человечества!»

Да, пропасть между Гитлером настоящим и шедевром, который создаст нацистская пропаганда, была разительная.

— Скажите мне, Адольф, у вас есть мечта? — спросил парня Егор.

Гитлер перестал жевать, удивленно уставившись на Егора, а затем пожал плечами и ответил:

— Мечта есть у всякого, господин Вольф.

— И о чем же мечтаете вы?

— У меня есть несколько вариантов, но я до сих пор не решил, на каком из них остановиться.

— И что это за варианты?

— Говорят, я хороший художник. Сам Макс Цепер считает, что у меня имеется талант. Кроме того, меня очень интересует архитектура.

Егор внимательно посмотрел на худощавое, светлоглазое лицо парня и спросил:

— А если у вас не получится?

Гитлер усмехнулся:

— Вам ведь понравился мой пейзаж.

— Да, но между хорошим художником и великим художником — пропасть. Чем вы предполагаете заняться, если краски и холсты не принесут вам ни славы, ни сколько-нибудь ощутимого дохода?

— Я верю в свою судьбу, господин Вольф. Сильный и целеустремленный человек способен добиться многого, если ему помогают высшие силы.

— Вы говорите о Боге?

— Да, я говорю о Боге. Но не о том слезливом христианском Боге, которого нам навязывает европейская культура, а о Боге сильных и здоровых душой и телом людей.

— И что это за Бог?

Гитлер усмехнулся:

— У него много имен. Кто-то называет его Одином, кто-то Вотаном… Но я не думаю, что человеческий язык способен воспроизвести истинное имя Бога. Все, что нам дано, это чувствовать его волю и верить в его содействие.

— Интересные воззрения для художника, — заметил Егор.

— Почему? — приподнял брови Гитлер.

— Обычно такие слова можно услышать от полководцев или политиков. Вы, кстати, никогда не помышляли о политическом поприще?

Гитлер несколько секунд думал, затем откинул рукою челку со лба, посмотрел на Егора серьезным взглядом и ответил:

— Мне нравится оказывать влияние на людей. Но, признаюсь, в политике я полный профан. Хотя, конечно, у меня имеется своя точка зрения на этот счет.

— И в чем она заключается?

— Все беды современного человечества — результат действия трех разрушительных сил.

— У этих сил есть названия?

— Конечно! Эти три силы — коммунизм, сионизм и демократия! — Гитлер на мгновение замолчал, а потом смущенно добавил, как бы извиняясь за то, что беспричинно повысил голос: — Впрочем, я слишком далек от политики, чтобы всерьез это обсуждать.

«Как было бы хорошо, чтобы ты всегда был от нее так же далек, как сейчас», — подумал Егор.

Он посмотрел, как Гитлер доедает очередное блюдо, и предложил:

— Еще пива?

— Можно, — кивнул парень.

Егор сделал заказ. Вскоре пиво было на столе.