Они с Мэнди столько говорили о кроватке, коляске, детском сиденье в машину, одежде, что о самом ребенке Фрэнк почти не думал. И вот ему протягивают сверток с теплым извивающимся Фрэнсисом-младшим. Из-под пеленки выпросталась ручка с длинными розовыми пальчиками. Казалось, ноготки уже пора стричь. Ручку сынишки Фрэнк увидел раньше, чем личико. Малыш не то махал ему, не то о чем-то просил. Рыжие волосы (в кого бы это?), длинное тельце, пластмассовый зажим на пупке, маленький пенис, еще не обрезанный, как у Фрэнка, а яички на удивление большие. Уши как крохотные раковины. Малыш смотрел прямо на Фрэнка, хотя медсестра уверяла, что у младенцев зрение не сфокусировано.

С мальчиком пока не случилось ничего плохого. Его жизнь прекрасна, только это вот-вот изменится.

Глядя на беззащитного младенца, Фрэнк почему-то вспомнил вьетнамские деревни в джунглях, по которым пробирался со своим взводом. Вспомнил других малышей и их ручки, тянувшиеся к нему при других обстоятельствах.

Раздался гул и пронзительный скрип — рядом работала машина-полотер. Фрэнк ладонью зажал ушки-ракушки Фрэнсиса-младшего.

— Слишком громко, — проговорил он и лишь потом понял, что кричит во весь голос, словно рядом шла перестрелка, а не натирали полы.

— Уверена, что хотите увидеть жену, — сказала медсестра.

Жену? О ней Фрэнк почти забыл.

Его отвели в родильную палату. Медсестра забрала малыша. Что сейчас нужно сделать? Обнять Мэнди? Прикоснуться к ее щеке? Положить ей на лоб холодный компресс? Фрэнк замер в нерешительности.

— Молодец! — похвалил он. — Прекрасного малыша родила!

— Теперь хоть собой займусь, — пробурчала Мэнди.

«Грудное вскармливание — это конец фигуре», — твердила Мэнди.

Она видела, во что превратилась сестра после семи месяцев кормления Джейнелль. А бутылочки вполне мог взять на себя Фрэнк. Так и получилось. Именно он вставал к сынишке ночью, готовил смесь, сидел с малышом на кухне, смотрел, как он сосет из бутылочки, потом осторожно брал его на руки, мерил кухню шагами и растирал спинку, ожидая, когда мальчик рыгнет. Порой он не ложился и после этого — бродил с малышом по темным комнатам. Как хорошо им было вдвоем!

Нередко Фрэнк разговаривал с сынишкой. Если бы Мэнди его услышала, то назвала бы психом. Ночами он объяснял Фрэнку-младшему, как ловить окуней, как подрезать елки. Рассказывал, как четырнадцатилетним ездил с дедом на тыквенные грядки. Тыквы только завязались, и дед разрешил «подписать» любую из них. Дедовым ножом Фрэнк вырезал инициалы Памелы Вуд, девушки, которая ему очень нравилась, и свои. Тыкву он хотел подарить Памеле на Хеллоуин, но к октябрю та уже встречалась с парнем из баскетбольной команды.

Фрэнк и про автомобили сынишке говорил. «Главное — проверь масло, — наставлял он. — Я вот не проверил и спалил мотор своей первой машины. Но дедуля меня простил».

Однажды ночью он рассказал Фрэнку-младшему про аварию: как сидел и слушал мамины стоны, но не мог сделать абсолютно ничего. Рассказал и про вьетнамскую деревню, в которую попал с остатками взвода. Там сошел с ума его приятель из Теннесси: граната разорвалась у самой его головы. В одной лачуге была женщина, рядом с ней на циновке сидела маленькая девочка. Обо всем этом Фрэнк не говорил никому, только сынишке.

Мэнди нравилось наряжать малыша и гулять с ним по торговому центру. В «Сирсе» они сделали семейную фотографию на фоне живописных декораций — полей и гор. Фрэнк обнимал Мэнди за плечи, а та держала сына с единственной рыжей кудряшкой. Фрэнк боялся, что вспышка повредит малышу глаза, но Мэнди расхохоталась: «Хочешь хлюпика вырастить? Мальчишке нужна твердая рука!»

Развлечений Мэнди потребовала, едва выписалась из больницы.

— Свихнуться недолго, если сидеть дома с твоей бабушкой и слушать, как она без конца вспоминает прошлое, — жаловалась жена.

Они поехали ужинать в итальянский ресторан. Там было вино, горящая свеча на столике оплывала разноцветным воском, но соус к спагетти отдавал консервами «Шеф Боярди». Когда принесли счет, Фрэнк подумал, что за такие деньги мог устроить дома целый пир. Бабулина лазанья в сто раз вкуснее!

Еще он боялся оставлять Фрэнка-младшего с бабушкой. Годом раньше у нее был микроинсульт, и доктор предупредил, что возможен рецидив. Вдруг это случится, когда она смотрит за малышом?

По этой причине вечерами Фрэнк сидел дома с сынишкой, а Мэнди гуляла с сестрой и подружками. Потом она и на работу устроилась, в ресторан «Вендис», который открыли у шоссе.

Однажды в торговом центре Фрэнк и Мэнди столкнулись с парочкой — беременную девушку обнимал за плечи рыжий кавалер. Оба казались молодыми, ровесниками Фрэнка и Мэнди, хотя Фрэнк уже не чувствовал себя молодым. Парень был хорош собой и напоминал Райана О'Нила, правда, у него намечался пивной живот. Увидев пару, Мэнди замерла и впилась глазами в рыжего.

— Ты его знаешь? — спросил Фрэнк.

— Нет, просто этот парень к нам в ресторан заглядывает.

Потом Мэнди стала играть в боулинг, в лото, выпивать с сестрой и часами трещать по телефону. Однажды Фрэнк вернулся домой раньше времени и услышал, как жена болтает по телефону и смеется. С ним она никогда не смеялась.

Как-то вечером, когда Мэнди якобы играла в боулинг, Фрэнк оставил сына с бабушкой и на своем пикапе подъехал к «Мунлайт-лейнс».

— Женщины сегодня не играют, — объявил администратор. — Вы, наверное, день спутали.

Фрэнк двинул к придорожному казино-ресторану «Вэгон вил», но машину Мэнди на стоянке не увидел. Тогда он отправился в казино «Харлоус». Его жена сидела в угловой кабинке, рядом парень в футболке с символикой «Филадельфия филлис». Он держал Мэнди за колено.

— Здесь скандалить не будем. Дома поговорим, — объявил Фрэнк, отправился на ферму и стал ждать.

Мэнди не приехала ни в тот вечер, ни на следующий. Фрэнсис-младший совершенно без нее не скучал. «Пусть только сына не трогает!» — думал Фрэнк. Мэнди явилась на третий день, незадолго до ужина.

— Я возьму ребенка, — сказала бабуля, едва взглянув на внука и его жену.

Вскоре со второго этажа послышалось ее воркование: она собиралась купать малыша.

Жена бросала его. Она, мол, встретила настоящего парня, который вытащит ее из этой дыры.

— Ты же не думал, что я хочу прозябать здесь среди елок! Я только из жалости не говорила, но в постели ты полный ноль. Я с самого начала притворялась…

Мэнди еще многое выложила, повторять ни к чему. Она не любит его, и точка. Повторяла, что все дело в жалости. Тяжко ведь во Вьетнаме, если дома ждет лишь полоумная старуха, которая выращивает тыкву.

Зачем он задал следующий вопрос, Фрэнк не понимал. К чему было что-то выяснять, ведь его чувства к сыну ничто не изменило бы. В общем, он спросил, его ли это ребенок.

Мэнди засмеялась. Не была бы пьяна — ответила бы иначе, но она запрокинула голову и хохотала целую минуту. Тогда Фрэнк ее толкнул. Нет, он хотел сделать ей больно, но не ожидал, что Мэнди упадет и ударится виском о гранитную ступеньку крыльца. Тонкая струйка крови потекла у нее из уха, и все. Оказалось, она сломала шею.