четко ответила женщина.

— А почему именно в два часа? Вы всегда смотрите на часы, когда просыпаетесь?

— Всегда. Обычно я просыпаюсь в двенадцать ночи. И в четыре утра. Обычно. А тогда я проснулась в два часа.

— Муж вас разбудил?

— Нет.

— Вы его будили?

— Нет, он не спал.

— А что делал?

— Убивал.

— Что делал?

— Убивал кого-то, за компьютером.

— С кем-то говорил? Кто-то ему сказал, что кого-то убили? Или ему сказали?

— Нет, просто играл, стрелялки там у него… И не только! — Елена с упреком посмотрела на мужа.

— Вот только придумывать не надо! — скривился Берестов.

— А почему таблетку дали? — спросил Макар. — Почему не укол сделали?

— Я бы и укол сделал, но не могу. Не умею.

— А как же вы за женой ухаживаете?

— Медсестра приходит, Сергей Павлович для дочери нанимает… А так я все могу, только уколы не умею.

— С медсестрой можешь, — вздохнула Елена, с укором глянув на мужа.

— Что я с медсестрой могу?! — вскинулся Берестов, глядя на жену как на сумасшедшую.

— И Катя может.

— Что может? — спросил Макар.

— Ничего не может! — спохватилась женщина и глянула на полицейского хоть и робко, но гневно.

— Понятно, — усмехнулся Капитонов.

Хорошо устроился мужик — и к соседке похаживает, и с медсестричкой любовь крутит. Не жизнь, а малина… И зачем ему Лужина убивать, когда и без того все хорошо?

— А это не преступление! — Берестов так глянул на жену, что та, бедная, вжала голову в плечи.

И, нажав на кнопку пульта, отъехала назад. На ходу развернулась, набрала ход. Огорода как такового за домом не было, только зеленый газон, окруженный тротуарной плиткой. И невысокие фонарные столбы на каждом шагу.

— Елена, вы куда? — крикнул вдогонку Макар.

Но коляска не останавливалась, и вскоре женщина скрылась за домом.

— Елена все сказала! — с торжеством победителя сказал Берестов.

— Что сказала? Что вы свой компьютер по ночам любите?

— Я много чего люблю в этой жизни, — скривился Берестов, глянув на Мельникову. — И соседок, и медсестер…

— Козел! — отреагировала та.

Показался Ворошилов, он подходил к месту тихо, вопросов не задавал. Шел и слушал, самостоятельно пытаясь вникнуть в ситуацию.

— И жену свою тоже люблю, — продолжал Берестов. — И она меня любит.

— С вашей женой мы еще поговорим.

— Это ты потом поговоришь, а сейчас давай, снимай наручники! Или я такую телегу на тебя накатаю!

А телегу Берестов накатать мог. Никаких доказательств его вины нет. На месте преступления он не засветился, посторонних отпечатков пальцев на орудии убийства нет, следов ног на месте преступления тоже. А то, что он спит с Мельниковой и приставал к Лужиной, значения не имеет. И алиби у него есть. Может, и фальшивое алиби, но давить на Берестову бесполезно. Женщина знала об изменах и прочих низменных пристрастиях мужа, но сильно его за это не осуждала. Возможно, потому, что осознавала свою ущербность и боялась остаться в одиночестве. Может, Берестов и козел, но с ним она чувствовала себя, может, и несчастным, но человеком. Не отречется она от мужа, не предаст.

Капитонов снял с Берестова наручники, отпустил его, а сам вместе с Мельниковой зашел к ней в дом.

— Вы же усыновите?… — спросил он, насмешливо глядя на женщину.

— Вас?!

Она, казалось, готова была на все, чтобы происходивший в ее доме ужас прекратился. Но Макар и не собирался злоупотреблять своим положением.

— Моего лейтенанта.

— Усыновить?

— На несколько дней.

— Зачем?

— Поживет у вас, за Берестовым присмотрит. Вдруг он выяснять отношения придет?

За Берестовым нужно было установить тайное наблюдение, но возможно ли это? Вдруг Мельникова позвонит своему любовнику, предупредит? Но если так поступит, то в этом минусе есть и плюс. Телефон ее прослушивается, и, позвонив Берестову, она распишется в своем соучастии в преступлении. Если, конечно, Берестов и есть убийца…

— Ну хорошо.

— И еще раз, вы точно не состояли в сговоре с Берестовым? — на всякий случай спросил Макар.

Мельникова так резко мотнула головой, что сдвинулась с места. А может, она шарахнулась от него — как черт от ладана.

Глава 8

Берестов как будто чувствовал, что за ним следят. А может, знал. Хотя Мельникова ему не звонила, во всяком случае с известного полицейским телефона. И через Сеть с ним не общалась, Вадим точно это знал: айтишники взяли под контроль и ее смартфон, и компьютер, вся информация поступала к нему в режиме онлайн. Он сам отслеживал ситуацию, через тот же экран своего компьютера наблюдая за двором Берестова, за воротами с внешней их стороны. И дом на прослушку взят, правда в локальном режиме — через микрофон, направленный на окно его дома. На единственное окно, через которое Берестов мог наблюдать за своими соседями, которых так жестоко подставил. Но ни одного разговора Вадим подслушать не смог. Берестов иногда заходил в комнату, взятую под контроль, но ни разу не произнес ни слова. А жена там и вовсе не появлялась. Два раза в день, утром и вечером, Елена Берестова выезжала на своей коляске во двор, прогуливалась и возвращалась домой. Иногда Берестов ее сопровождал, воровато при этом посматривая на соседский дом. Его телефон тоже взяли на прослушку, но звонил он только своей матери и родителям жены, ну, еще соль для водоочистных фильтров заказал, на этом и все. Медсестре не звонил, и она не приезжала. А время идет, вторую неделю Вадим наблюдает за Берестовым. И с каждым днем все больше ощущал, что напрасно теряет время. Хорошо хоть условия работы довольно-таки комфортные.

И все же Вадим старался не зевать, он сидел за столом в спальне, где стоял на треноге направленный во двор Берестова микрофон. Он работал один, без смены, постоянно смотреть на экран компьютера невозможно, поэтому он направил микрофон на ворота. Если вдруг к Берестову кто-то пожалует, он услышит. Причем гарнитура постоянно у Ворошилова в ухе, если вдруг что произойдет, он услышит даже во сне. Спать ему тоже нужно. Иногда. Хотя в сон клонило всегда.

Он задремал, когда в дверь постучали. Варвара Евгеньевна всегда так делала, прежде чем войти. Постучит в дверь, и не важно, ответит он или нет, все равно откроет. Вадим уже давно перестал откликаться на этот стук.

Дверь открылась, в комнату вошла Мельникова — приятная женщина, ухоженная. И всегда немного грустная, но ее можно понять. Мужу предъявлено обвинение, он уже в следственном изоляторе, она через день ездила в Москву, возила ему передачи.

— Вадим, обед на столе, — с грустной улыбкой сказала