— По всей видимости, я не одна такая. Что привело вас на кухню в столь поздний час?

Это был глупый вопрос, так как ответ был очевиден и стоял перед ним, но, как оказалось, нехватка сна дурно повлияла на мою сообразительность.

Кристиан неспешно гонял один из эклеров по тарелке, потом провел пальцем по экрану своего телефона, лежавшего всего в нескольких дюймах. Он включил фонарик и наклонил экран так, чтобы осветить шкафчик.

— Не мог уснуть, — и добавил с грустной ухмылкой, — Великая Герцогиня храпит так, как ты даже и представить не можешь.

Я не могла сдержать улыбку, расплывшуюся на моем лице:

— Я только что сбежала от отца, делавшего то же самое.

Теперь мне стало жаль Изабель. Если он на самом деле тот мужчина, который составит ей пару, то сам весьма скоро обнаружит этот забавный факт.

— И поэтому вы решили найти утешение на кухне? — уточнил Кристиан.

— А вы разве не того же ищете?

Он усмехнулся:

— Я отказал себе в эклере немногим раньше, но потом целый час пялясь в потолок, пришёл к мысли, что жизнь слишком коротка, чтобы не баловать себя маленькими радостями.

Я подошла к шкафчику по другую сторону.

— По твоему убеждению, эклеры являются ими?

Его ухмылка расширилась:

— Да, чёрт возьми. Хотите один?

На его тарелке было три эклера.

— Он точно доставит мне радость?

— Вы когда-нибудь ели эклеры посреди ночи, Эльз?

Я моргнула от неожиданности того, как он сократил моё имя. Никто никогда не называл меня Эльз. Ни одна душа. Это странно, потому что можно было подумать, что такая производная форма напрашивалась сама собой, но Её Светлость всегда была весьма категорична в таких вопросах. Меня звали Эльза. И все должны были звать меня Эльза. У всех могли быть прозвища, но для меня, по ее утверждению, она всегда хотела большего.

Что бы это ни значило.

— По правде говоря, — сказала я, безмерно довольная тем, как он меня назвал, — не ела.

— Тогда это будет ваш первый, — он пододвинул ко мне тарелку. — Не волнуйтесь. Эклеры, съеденные посреди ночи, не калорийны. Будь иначе, я стал бы уже как минимум на три килограмма больше.

Я улыбнулась. Мы что, серьезно, стоим здесь на кухне, глухой ночью, и снова препираемся? И почему это так безумно увлекательно? Ах да, маленькие радости, это точно.

— Неужели? Пусть так. Но это будет не просто первый эклер, который я попробую посреди ночи. Плюс ко всему я впервые съем некалорийный десерт. Кто бы знал, что такой бывает?

— Может, согреть молока?

Я вновь моргнула от внезапной неуверенности.

— Ведь ты рылась в холодильнике в поисках молока, не так ли? — он указал на свою кружку. — Лучшего средство от храпа родителей?

— А почему ты сидишь здесь без света? — спросила я в ответ.

— У меня горел фонарик на телефоне, но я выключил его, когда услышал звуки за дверью. Не очень-то хотелось, чтобы меня застукали на кухне посреди ночи, — он опять коснулся своей тарелки. — Так да или нет? Будешь пробовать?

Я робко выбрала один из эклеров, вздрогнув от того, каким холодным он был.

— Да. Было бы отлично. А разве ты умеешь греть молоко?

Хоть освещение и было тусклым, но в его насмешливом взгляде я отчетливо увидела мелькнувшую грусть.

— Все это умеют, Принцесса.

— Далеко не все, — парирую я, — в мире точно хватает девственников по этой части.

Он достал коробку молока из холодильника.

— Будь уверена, по части молока я не девственник. Мне тридцать, припоминаешь?

Настал мой черёд давиться, когда я заглотила слишком большой кусок эклера.

Кристиан усмехнулся:

— Нет, так не пойдёт. С наступлением четырёх утра все калории возвращаются.

Я прочистила горло:

— Что же, выходит, три часа ночи — волшебное время?

Он направился к плите, рядом с которой на стальной столешнице стояла небольшая кастрюлька. Я направила свет от наших мобильников так, чтобы осветить ему путь: тени скользили по его телу, в то время как синее пламя прорывалось из горелки, позволяя мне тихо любоваться его рельефным задом. Бог мой! Его «офигительность» когда-нибудь перестанет зашкаливать?

— Именно так и есть. Если собираешься пробовать что-то впервые, всегда делай это в три часа ночи, — он поставил кастрюлю на плиту и налил в неё молоко. — Только не забывай, это колдовской час. Колдовство длится лишь шестьдесят минут, пока всё вновь не становится обычным.

Я откусила от эклера еще, и по моему языку растеклось море удовольствия. Дёрнул же чёрт застать его здесь за поеданием этой вкуснятины.

В тусклом свете от наших телефонов я пристально наблюдала за тем, как Кристиан грел молоко, дивясь тому, как всего несколько часов назад я несла весь тот бред в коридоре. А теперь мы были здесь, тайком хозяйничали на чужой кухне в темноте ночи и непринуждённо болтали. Я наслаждалась этим моментом.

Жизнь — забавная штука.

Несколько минут спустя он принёс мне кружку с горячим молоком.

— Я не смог найти какао, а то бы и его предложил.

Я обвила пальцами теплую кружку, поглядывая на его лицо в этом тусклом, искусственном освещении.

— Не могу представить, как ты пьешь какао.

— Когда я был совсем юным, моя гувернантка готовила его мне всякий раз, как мне снились кошмары. Теперь я пью его не так часто, но люблю так же, как и раньше.

Я медленно пила тёплое молоко, ощущая, как напряжение, накопленное за день, покидало мои мышцы.

— Тебе сегодня приснился кошмар?

— Думаю, всем детям, если им за двадцать, и они вынуждены спать в одной комнате с храпящими родителями, снятся кошмары, — его голова склонилась на бок, улыбка слегка сникла. — И всем здравомыслящим взрослым, запертым на чёртовом КРБ.

Его презрение ко всему происходящему было таким же искренним, как и моё.

Несмотря на свой прежний боевой настрой, сейчас все мои былые обиды растаяли как сахар на языке. Хорошо. Он не тот, кем я его считала. И вела я себя с ним безобразно, выяснив сегодня, что он тоже возмущён всем этим фарсом. Быть может, все дело в молоке, но с этого момента любое стремление противостоять этому принцу испарилось. Вероятно — просто так, а возможно — когда я была маленькой девочкой, желавшей найти родственную душу, я воспринимала его правильно. Сделав глубокий вдох, я протянула кружку. Очевидно, он удивился, но все же, не колеблясь, повторил мое движение. Наши кружки мягко звякнули в темной кухне.

— Может быть, — сказала я неуверенно, не зная, стоит ли произносить такие вещи, — если нам опять привидится кошмар в