раньше. И мне было приятно узнать, что Кристиан, по-видимому, любит лошадей, потому что теперь появилось хоть что-то, что я не одобряла. От лошадей пахнет. В этом я совсем не была принцессой, но ведь это же правда!

— Как же вы перешли от разговора о лошадях на теннис?

Её голос упал до неодобрительного шёпота, тихого, но резкого, пока мы спускались по лестнице:

— Он упомянул, что играл в хоккей. Прямо как я и сказала. Этот человек — неандерталец.

А ещё он согревает тёплое молоко и предлагает не подозревающим принцессам эклеры посреди ночи. Он что, на Человека Года пробуется? Чёртов Прекрасный Принц. Как она не пала жертвой перед его чарами? Действительно, неандерталец.

— Почему ты шепчешь?

Её ноздри раздулись:

— Что, если это не его настоящие зубы?

Я не стала утруждать себя, сообщая ей, что сама сначала решила, что они вставлены.

Согласно документам, полученным по прибытии, утренняя трапеза в замке подавалась в форме шведского стола в большой столовой, которая напоминала средневековый монастырь, очутившийся посередине американского ранчо. Длинный деревянный стол вместе со старинными стульями с обивкой и скамьями вдоль него занимали большую часть богато украшенного зала; места заполнены беседовавшими монархами. Через скрытые динамики негромко доносилась музыка из 1930-х годов, как я понимаю, и все флаги выстилали богато украшенный потолок. Я была поражена тому, как путешествие во времени так идеально воспринималось здесь, в этом доме, и было совершенно обыденно в моём собственном. Каким восхитительным, должно быть, был Херст-касл в пору своего расцвета, наполненный гламурными звездами кино и американской элиты. Я почти ощущала то, как призраки прошлого касались моей руки, увлекая меня в мир своих тайн.

— Посмотри-ка, — Изабель показывала на большую вывеску, установленную на подставке возле дверей. Она гласила: «Херст-касл является историческим местом, музеем и частью системы государственных парков Калифорнии. За любой ущерб вы несёте материальную ответственность».

Она передала мне тарелку:

— Дом может быть парком?

— Скорее, земля, на которой он стоит. Ты не читала его историю до прибытия сюда? — я, в лучшем случае, поверхностно изучила её.

— Я не успела, — Изабель позволила себе взять яблоко и чашку кофе, — По-моему, это оскорбление, раз они считают нас достаточно неаккуратными, что будем громить мебель. Мы живем в настоящих замках и дворцах, большинство из них с антиквариатом намного старше и ценнее, чем эти.

— Осторожнее, сестрёнка, — я спокойно предупредила. — Ты говоришь как величайший сноб в зале, до краёв упакованном самыми богатыми аристократами мира.

В подтверждение моих слов она снисходительно фыркнула от недовольства. Но потом вся стервозность сошла с её лица, оставив там абсолютную покорность.

— Там Кристиан. Полагаю, мы должны сесть с ним.

— Какое громкое заявление! Ты полагаешь.

Вокруг её губ сильнее обозначились линии.

— А что бы об этом подумал Альфонсо? — поддразнила я, следуя направлению взгляда сестры, куда она указывала своим локтём. Кристиан, человек, с которым он был на ужине, и Паркер сидели рядом и напротив друг друга в конце стола, попивая кофе.

Какого хрена?! Даже утром Кристиан и все его «слишком» никуда не делись. Потому что он, и правда, был очаровательным, когда его рукава были закатаны до предплечий, а солнце танцевало в полосках ослепительного света на его волнистых волосах, когда он общался с приятелями. И на нём снова были эти джинсы.

Как есть, неандерталец.

Вот был бы он мерзавцем по натуре с такой внешностью!

— Я не хочу говорить про Альфонсо, — и потом, вспомнив тот последний раз, когда она сказала — точнее, выпалила — это, Изабель добавила, — Пожалуйста, Эльза.

И снова это заявление. Улыбка сестры потускнела, спотыкаясь о предупредительные сигналы, которые призывали: будь осторожней; действуй на свой страх и риск. Корректность диктовала, что я должна была уважать такое желание, но, как сестра, я просто не могла игнорировать боль в глазах моих родственников.

— У вас двоих всё в порядке?

Тёмные волосы, в точности как мои, прошелестели в быстром вздрагивании из стороны в сторону. Тусклость глаз превратилась в неуверенность.

Когда это произошло? Ещё на прошлой неделе я вытерпела ещё одно из тихо прозвучавших убеждений Изабеллы о том, как сильно она уверена, что Альфонсо был её родственной душой. Конечно, это было не впервые, но она была особенно сильна в своей вере в их счастливую историю. Естественно, я призывала проявлять осторожность и поддерживала, несмотря на то, что её ухажер был не интереснее, чем сырой бумажный пакет (и, если честно, то и не умнее). Но у Альфонсо, по-видимому, было доброе сердце и, конечно, он не мог поразить меня как золотоискатель, чтобы урвать себе шанс на свободную жизнь. Разве моя — всегда такая осторожная — сестра поторопилась с помолвкой со своим инструктором по верховой езде, несмотря на общение друг с другом весь тот год? Вероятнее всего. Но Изабель всегда была такой счастливой с Альфонсо — а ведь счастье было тем, зачем мы отчаянно гонялись, когда так много в нашей жизни было посвящено проявлению этой эмоции к другим. Как же она отойдёт от блаженства в любви к готовности отказаться от неё, пребывая на КРБ, за такой крошечный промежуток времени? Или, по крайней мере, не ухудшит ситуацию?

Я пробормотала её имя, но резкий поворот головы плюс новый удар в рёбра тут же оборвали любые дальнейшие комментарии. После чего она ушла, шагая через комнату к своему предполагаемому суженому, её движения прекрасно отточены, так что ни один из скрытых демонов не будет предан. Хотя я прекрасно понимала. Она бы никогда не позволила усыпить свою бдительность в общественном месте, так что для неё, позволившей мне стать свидетелем того короткого мгновения, как минимум, это означало, что одно сердце должно быть покалечено и, возможно, раздавлено. Но это труднее скрывать сестре, которая внезапно узнала, что в жизни Изабель случилось ужасное потрясение, и принять, что ничего нельзя сделать, кроме как просто поддержать, если это вообще то, что она ждала от меня.

Я уже собиралась последовать за ней, когда услышала:

— А, вот ты где, Эльза!

За моей спиной стоял отец, держащий в руках чашку дымящегося кофе.

— Несколько минут назад звонила твоя мать. Она была очень недовольна тем, что не смогла переговорить с тобой.

— Боюсь, что должно быть оставила свой телефон на вибрации, — я солгала. Я отправила её звонок прямиком на автоответчик. Я не достаточно выспалась и мало выпила кофе для разговора с ней.

Он буркнул, вероятно пожалев, что не сделал того же.

— Тебе стоит позвонить ей утром после встречи. Пусть и сестра