Но Анджелика была загнана в леди Райс. Она забыла идеализм своей юности; да и свою юность, если бы вдруг почему-либо подумала об этом, тоже практически забыла и, хотя часто навещала Вентуру леди Коуорт, о своей матери почти никогда не вспоминала, не говоря уж о том, чтобы позвонить ей. У нее было ощущение, что она вообще появилась на свет в тот день, когда вышла за Эдвина, и ей презентовали ее новое имя — леди Райс, и при первой же подвернувшейся травме ею завладели. Теперь она несколько смутно считала, что богатые заслуживают быть богатыми и счастливыми, а бедные заслуживают быть несчастными. Если на улице она холодно поворачивалась спиной к старым школьным подругам, но не потому, что, как думали они, считала себя выше их, а потому, что совершенно искренне не помнила их.

— Тоффнеры говорят только о политике и наследстве, — сказала леди Райс.

— Это лучше, чем сплетничать, — сказал Эдвин и добавил: — Они разрядят атмосферу.

Сара и Тулли не имели детей, но они имели друг друга. Прогуливаясь вдоль утиного пруда, они держались за руки, что должно было бы производить чарующее впечатление, но не производило. Сара была бледной и одутловатой, в стиле толстой школьницы. Он и она жили в, казалось бы, достаточно хорошей квартире неподалеку от Вестминстера, но их неугасимым стремлением было заполучить в наследство величественный особняк в Челси, который, как неколебимо верила Сара, по праву должен был принадлежать ей, — особняк этот носил весьма приятное название «Дом Путеводной Звезды», и владела им ее бабушка леди Венди Масгрейв. Недостатки леди Венди, невероятная глупость ее нового вступления в брак с нищим авантюристом, когда она была уже очень в годах, и запущенность Путеводной Звезды составляли основу застольных разговоров Сары, а хищность матерей-одиночек и стариков, привыкших грабить государство, была главной темой Тулли; в его дни в министерстве наследия он хотя бы рассказывал о манере грачей бросать сухие ветки в старинные трубы и поджигать замки, а также об омерзительных личных привычках цыган и бродяжничающих хиппи — и рассказывал занимательно. Теперь же он был только злобным и громогласным.

Но, как сказал Эдвин, Тоффнеры разрядят атмосферу.

— О’кей, — сказала леди Райс.

— Милая Анджелика, — сказала Сьюзен, — я думала, что так и не дождусь от тебя приглашения. Последнее время все стали такими необщительными. Не вернуться ли нашей компании к прежнему? Пригласи Розамунду, Натали, Ламберта, ну всех, хорошо? Мне принести шоколадный мусс? Лучше бы, конечно, без Тоффнеров, но нельзя же никогда их не приглашать. Она такая нудная, но он мне кажется очень привлекательным, несмотря на его внешность. Почему бы тебе не пригласить и нового служителя церкви, преподобного Хоссла? Мы пообедали бы как цивилизованные люди, а за кофе вознесли бы благодарственную молитву примирения. У меня на родине так делают постоянно. Все до того ужасны со всеми, а ведь мы были такими друзьями!

Леди Райс позвонила тем, этим и действительно пригласила еще гостей — нейтральных, полузнакомых: Лечуортов, Стивенсов, Эрика Наггарда, телевизионного режиссера, — но не Розамунду, Ламберта или Натали. То есть пока. Но года через два она сделает это обязательно.

Дообеденное шампанское пили перед пылающими поленьями. Собаки выглядели очень довольными, словно в мире все обстояло прекрасно, — золотистые головы на золотистых лапах, пыхтение, сопение. Миссис Макартур настояла на том, чтобы обносить гостей шампанским. Миссис Макартур, чувствовала леди Райс, была бы много полезнее на кухне, но она по-прежнему поступала так, как ей хотелось. На Сьюзен было новое черное прямое платье, скрадывавшее ее костлявость. Леди Райс надела примерно такое же, но Сьюзен совершенно ее затмила. Эдвин сказал: «Прелестное платье, Сьюзен», а про платье жены и не упомянул. Клайв был в белой рубашке и канареечном жилете — Сьюзен его подчистила, чего с Ламбертом ей так и не удалось. Свои усики он сбрил. Сара Тоффнер облачилась в слишком тесное ярко-зеленое платье из жесткой лоснящейся материи. Тулли Тоффнер был в полосатой бело-розовой рубашке, которая гармонировала с цветом его лица. Сара Тоффнер занимала всех заботами, которые ей причиняет филиппинская прислуга — она жутко боится английской деревни и убежала при виде коров. Все вежливо улыбнулись, а леди Райс внезапно сказала:

— В таком случае не милосерднее было бы оставить ее в Лондоне?

А Сара ответила:

— Ах нет! Она бы украла все и сбежала!

Тулли Тоффнер сказал, что, к счастью, он заручился услугами лучшего адвоката в этой области, чтобы вчинить иск о Доме Путеводной Звезды и оспорить завещание Сариной бабушки — многообещающего юридического аса. Зовут его Брайан Мосс, и он партнер в фирме «Кэттеруолл и Мосс». И разговор зашел о крайне забавных фамилиях, частенько фигурирующих в названиях юридических фирм. Ну хотя бы «Уоллокитинг и Уоллокитинг», или «Ворр, Притонли и Пропал», или «Постел и Храпп». Эдвин открыл секрет: «Кэттеруолл и Мосс» уже более полувека вели почти все личные дела Райсов довольно-таки вяло и сонно, но молодой Брайан Мосс, внук первого Мосса, ну просто маг и волшебник в разводных делах, а также, видимо, и в делах о наследствах.

Тулли Тоффнер сказал, что Брайана Мосса ему рекомендовал Роберт Джеллико, и потому совсем неудивительно, если у него с Эдвином один и тот же адвокат. Ну и в случае, если иск будет удовлетворен, поместье Райсов, быть может, поспособствует Тулли перестроить Путеводную Звезду в фешенебельный дом с дорогими квартирами.

— Что может быть нелепее! — сказал Тулли. — Двое стариков живут неведомо на что в мерзейшем запустении, занимая пространство, которого хватило бы на сотню людей.

— Разрешение на перестройку проблем не составит, — сказала Сара. — Особняк занесен в список памятников старины второй категории, но у Тулли столько добрых друзей в министерстве наследия!

Леди Райс раскаялась, что пригласила Тоффнеров, — за столом слышался зубовный скрежет, и даже собаки уныло косились из-под век, набрякших дремотой. С другой стороны, будто вернулись былые дни, когда гнев компании обращался на чужаков, а не вовнутрь.

Сидели гости в парадной столовой — званых обедов на кухне не едят. Леди Райс разливала лангустовый суп, когда в парадную дверь позвонили. Звон пронзительно отдался под сводчатым потолком из темных балок, ныне столь лирически описанным в «Путеводителе по справочнику Коуортовских поместий». Друзья семьи и гости обычно пользовались более скромными и менее массивными боковыми дверями.