— Уехала, — сказал Эндрю Неллор. — Сьюзен уехала. Она поцеловала меня, сказала, что любит меня, что не забудет меня, и уехала. Я всегда ее любил. Господи, прости меня, я томился по ней плотским желанием. Меня прельщало ее тело. Души у нее нет. Я молился, моя жена молилась, но похоть не угасала. Такая энергичная, полная жизни личность. Она не знала стыда и гордилась своим телом. Ей было все равно, что вижу я, что видит моя жена. Она раздевалась, не потушив свет, она загорала в саду совершенно нагая. Она не находила ничего дурного в наготе. Ей хотелось доставить мне радость. Я думаю, в глубине сердца она любила меня, желала меня. Я втайне писал ее красками. Моя жена не понимала. Она проходила мимо нее на улице, не повернув головы. Я убежден, что это и вынудило Сьюзен уехать. Я пытаюсь простить мою жену, но не могу. Я повешу эту картину у себя в кабинете. Мне все равно, что она скажет.

— Но с кем Сьюзен уехала? — спросила леди Райс. — Я уверена, что уехала она не одна.

— С художником Аланом Эдлиссом, — сказал Эндрю Неллор. — Сьюзен любила меня, но мне нечего было ей предложить. Я не богат и не знаменит, как он. И все-таки никто никогда не поймет Сьюзен так, как ее понимаю я. Со мной она была бы счастлива.

— Любовь — это хорошо, — сказала Анджелика. — Жаль насчет жены. А детей она с собой взяла или подбросила кому-нибудь?

— Она сказала мне, что завезет Роланда отцу. Ему нужна дисциплина.

Леди Райс поехала в амбулаторию, которую Розамунда Плейди открывала теперь всего два раза в неделю всего на четыре часа. Время оказалось не то, амбулатория была закрыта — да и когда она теперь не была закрыта? Ламберт и маленький Роланд сидели на низкой каменной ограде напротив. Маленький Роланд хлюпал носом.

— Я хочу к мамочке, — ныл он. Симпатичным ребенком он не был. Нытье свидетельствовало о капризности, а не о горе, но что в этом понимала леди Райс? У нее же не было своих детей.

— Розамунда вышвырнула меня вон, — сказал Ламберт леди Райс. — Уехала с детьми. Вышвырнула и заперла передо мной дверь, когда Сьюзен подкинула мне Роланда. У меня нет ключа. А Роланд обмочил штаны, и от него пахнет.

— Ну так взломай дверь, — сказала леди Райс.

— Мне не хочется делать это, — сказал Ламберт так, будто то, что человеку хочется делать, и то, что он делает, — это одно и то же. Он был не в том состоянии, чтобы ему поручали ребенка. Как Эндрю Неллор, он был не мыт и не брит. — Последнее время я плохо себя чувствую, — сказал он. — Я подолгу не встаю с постели. Розамунду я не виню, я виню себя. Просто не думаешь, верно, — сказал он, — когда начинаешь трахать жену ближнего, что может случиться подобное. Сирину она повезла к Клайву с Натали и оставила ее там. Она говорит, что Клайв — отец Сирины. Думаю, у Натали снова истерика.

Леди Райс увезла Ламберта с Роландом к себе, поскольку больше им деваться было некуда. Эдвин все еще не вернулся. Ну, хотя бы это вышло удачно.

Леди Райс уложила Ламберта с Роландом в постель в запасной спальне на верхнем этаже, а затем сама забралась к ним под одеяло. Только для того, чтобы согреть их, чтобы успокоить их и не меньше — себя малой толикой душевного тепла. И еще — она так устала! Маленький Роланд уполз в ноги кровати подальше от этих взрослых, оказавшихся неожиданно и необъяснимо совсем рядом. Леди Райс была в верхней одежде. Как и Ламберт. Ночь была холодной; запасная спальня, та самая, в которую провалилась дымовая труба в более счастливые дни, находилась на самом верху дома, куда отопительное тепло, хотя центральное отопление было установлено новое, никогда толком не достигало.

— Где Эдвин? — спросил Ламберт, сотрясаясь от озноба под одеялом, лишь смутно сознавая, где он, но стараясь быть вежливым. Его лицо на фоне белого постельного белья выглядело нездорово раскрасневшимся; рыжеватая щетина пробивалась между прыщей. Огорчения вызывали у него прыщавость, точно он был подростком.

— Не знаю, — сказала леди Райс. — Но во всяком случае, Сьюзен с Аланом Эдлиссом. Я очень тревожилась из-за Эдвина и Сьюзен.

— Зря, — сказал Ламберт. — Сьюзен так и не сумела заполучить Эдвина. Старалась, но у нее ничего не вышло. Она перепробовала всех мужчин в окрестностях, кроме Эдвина, а именно его ей хотелось по-настоящему: из-за титула, из-за этого дома, из-за того, что он ей не поддавался. Ты ей никогда не нравилась, Анджелика, но она тобой восхищалась. Она не понимала, что у тебя за власть над Эдвином.

— Я его люблю, — сказала леди Райс, будто это было исчерпывающим объяснением. И тут она услышала, как Эдвин громыхает и зовет по всему дому. Она была слишком гордой, чтобы встать с кровати, а к тому же слишком усталой и слишком замерзшей, и, когда Эдвин ворвался в комнату, пнув дверь и крича — ведя себя так, будто дверь была заперта, хотя, конечно, заперта она не была (ведь запором служила старая защелка, которую всегда заедало, как он, конечно, не мог не знать), — леди Райс так и лежала в кровати с Ламбертом, хотя и в таком количестве одежды, что ее никак нельзя было заподозрить в сексуальной мотивации. Просто она, как и Ламберт, устала, замерзла и с нервами на пределе. Однако, если Эдвин вообразил, будто она легла в кровать с эротическими намерениями, леди Райс не собиралась предъявлять из-под одеяла маленького Роланда в качестве дуэньи, — с какой стати? Чего ради?

— Шлюха, сучка, потаскуха, — орал Эдвин, сдергивая леди Райс с кровати, колошматя ее, но не трогая Ламберта, как часто в обычае у мужчин, которые застают своих жен с другими мужчинами. Они бьют женщину, но своего соперника уважают — как-никак он взял над ними верх.

Эдвин сволок леди Райс вниз по лестнице, то за волосы, то за руку, то за ногу. По пути она утратила часть одежды. Ее голова часто стукалась о мраморные ступеньки. Внизу у лестницы стояла миссис Макартур и с ужасом наблюдала происходящее.

— Помогите мне! — вскрикнула леди Райс, но миссис Макартур ей не помогла. Она уже была в Райс-Корте, когда там поселилась Анджелика, и разрази ее Бог, если она не останется там, когда Анджелика оттуда исчезнет.

— Но я же Анджелика, — кричала Анджелика мужу. — Не поступай со мной так! — Но он не слушал.

Эдвин вытолкнул жену из боковой двери и запер дверь. Она увидела, как вспыхнули красные огоньки сигнализации в древних каменных стенах.