— Сьюзен, в чем дело? — сказала она. — Я думала, мы друзья. Нелепо внушать Эдвину, будто я подстроила все нарочно. Я тебе доверяю, почему ты не хочешь доверять мне? Я ведь даже не возражаю, когда Эдвин идет проводить тебя домой после супа и возвращается домой только в три. Во всяком случае, почти. Что я тебе сделала, если не считать, что поддерживала тебя, защищала, становилась на твою сторону… так, конечно же, после всего…

— Не понимаю, про какое «все» ты говоришь, — сказала Сьюзен. — В твоей поддержке я никогда не нуждалась. И с какой стати меня надо защищать? Но в жизни нам всем приходится прикидывать и выбирать, правда? И некоторые друзья хороши на время, а потом — нет. Так что приходится от них отделываться. Надеюсь, ты не считаешь меня жестокой, но то, что ты вчера устроила, доброй услугой не назовешь. Я больше не считаю тебя подругой.

— При условии, что отделаешься и от Эдвина, — сказала Анджелика. — А не только от меня.

— Ну вот ты опять, Анджелика, — сказала Сьюзен. — Именно это я и имею в виду. Ты изменилась. Прежде с тобой было весело, но ты стала ревнивой и скрытной. А что до меня с Эдвином, так мужчины и женщины могут быть очень близкими друзьями без тени секса. Но видимо, ты этого не понимаешь. А в наши дни никто, безусловно, не требует дружить обязательно парами. Эдвин мой друг, ты — нет. Так остановимся на этом? Мы будем улыбаться и разговаривать, если встретимся в гостях или на каком-нибудь общественном мероприятии, это разумеется само собой, но это все. Больше мне не звони. — И Сьюзен положила трубку.

Леди Райс прикинула, не собрать ли ей толпу сторонников, чтобы сжечь Сьюзен заживо вместе с Железнодорожным коттеджем, как ведьму. Или побить ее камнями, как блудницу. Она сказала что-то в этом роде Эдвину, а он взглянул на жену косо и попросил ее не вызывать скандалов больше, чем она уже вызвала.

А на следующий день, когда леди Райс подшивала документы в конторе Райс-Корта, все еще дрожа от шока, растерянности и смятения чувств, а Эдвин уехал куда-то на день с Робертом Джеллико, к ней без стука вошла Антея. Она сказала, что ищет Эдвина.

— Он сказал, что будет в Уэллсли-Холле в десять, — сказала Антея. Она казалась раздраженной. С собой в контору она принесла порыв ветра и дождя — снаружи вдруг подчинило внутри. Антея была в зеленых резиновых сапогах, почти черной штормовке, а голову повязала потемневшей от дождя косынкой лошадницы. Волосы падали ей на глаза. По привычке она держала в руке хлыст.

— Эдвин невозможен. Он же должен был взглянуть на Генри Кабота в целях покупки.

— Генри Кабота? — Анджелика была сбита с толку.

— Лошадь, моя дорогая. Для новой конюшни.

— Новой конюшни?

— Дорогая, — ласково сказала Антея, — он говорит, что ты почти ничего вокруг не замечаешь, и, кажется, так оно и есть. Что это за секретарские принадлежности?

Она оттащила Анджелику от картотеки, компьютера, факса, не слушая ее протестов, увела в гостиную, сметая веревки, удерживающие туристов на предназначенных для них путях по дому, срывая по дороге пояснения и бросая их на пол. Она позвала миссис Макартур и приказала ей затопить камин — всегда в полной готовности, но никогда не торопившийся, — и миссис Макартур покорно подчинилась.

— Тебе положено быть леди Райс, а не какой-то конторской крысой, — сказала Антея. — И Эдвина это доводит. Я подумала, мне следует тебя предостеречь. И что у тебя за манера якшаться с деревенской швалью? Такая грязь, с какой стороны ни взглянуть. Вам с Эдвином следует держаться своего круга. Во всяком случае, круга Эдвина. Ты начинала прекрасно — экзотическая, эксцентричная; нам годятся дикие неординарные личности для освежения крови, но ты обернулась какой-то сонной мещаночкой и, главное, даже потомства не дала. Так зачем ты, собственно, нужна? Вот о чем начинает задумываться Эдвин.

Антея сбросила сапоги и штормовку, разлеглась в кожаном кресле, подставляя огню обессапоженные ступни. Свитер на ней был старый, истертый.

— И, дорогая, — сказала Антея, — неверность у Райсов в крови. Способность пережевать женщину и выплюнуть. Женщин всех сословий, включая их собственное. Ты исполнила другое свое назначение — в основе ты принадлежишь к респектабельным нижним слоям среднего класса, — ты отучила Эдвина от наркотиков, вернула на узкий и прямой. Но это сделано, и вот ты понижаешь себя до домашне-секретарского уровня, а он берет в любовницы Великую Адюльтершу Барли, пока вычисляет, на ком жениться в следующий раз. Все это я тебе говорю, потому что ты мне нравишься. Ты безнадежно прыгнула выше головы, но не по своей вине. Ты дочь регента церковного хора, причем хора любительского.

— Ты же пила, — сказала Анджелика. — Господи, сколько ты пьешь!

И правда, Антея подливала себе виски все время, пока подкладывала свою словесную бомбу.

— Ты даже не наливаешь эту дрянь в графины, Анджелика, — пожаловалась Антея и брезгливо поморщилась на стопку, всю в грязных пятнах. Поскольку руки у нее были вымазаны в глине и какой-то сельской слизи, Анджелика не отнеслась к этому упреку серьезно.

Леди Райс вежливо указала, что раз Эдвин женат на ней, он никак не может жениться на Антее; что она, леди Райс, прекрасно знает, как распоряжаться собственной жизнью, а что до художницы-любовницы, если Антея подразумевала Сьюзен, так это просто провокационные слухи; что она, леди Райс, вверила Эдвину свою жизнь; что ей надо вернуться к своей работе и заново напечатать все пояснения, которые Антея испортила, и не будет ли Антея так добра уйти и вернуться, когда протрезвеет. Антея сказала:

— Бог мой, Эдвин прав. Ты просто не умеешь вести себя прилично. Это предел.

Антея ушла, но прежде заявила, что по крайней мере Эдвин не намерен зачать ребенка вне семьи. Он ведь свозил Адюльтершу на аборт в те дни, когда у нее были семейные неурядицы и она гостила в Райс-Корте. И к лучшему, потому что побочные младенцы всегда могут привести к мерзкой войне за право наследства.

Леди Райс вернулась в контору и заплакала, уткнувшись в свой компьютер. А Эдвин все не возвращался.

— Надеюсь, вы ей не нагрубили, — сказала миссис Макартур. — Не стоит портить отношений с такими людьми. Ведь настоящая власть — у них.

Леди Райс забралась в свою миниатюрную машину — малолитражку, только для деревенских дорог и годящуюся («мерседес» и «рэндж-ровер» Эдвин держал для себя), — и поехала к Железнодорожному коттеджу. Он казался пустым. Дверь, обычно широко и гостеприимно распахнутая, была заперта. Анджелика заглянула в окно и увидела, что все было прибрано, аккуратно и, как обычно, красиво расположено. Но в вазах не было цветов. Вазы стояли на подоконнике — пустые, отполированные до блеска, дном вверх.

Леди Райс нерешительно стояла в хорошеньком английском деревенском саду. На дорожке Сьюзен появился Эндрю Неллор, проживавший в соседнем коттедже удалившийся от дел евангелист, страдая невралгическим тиком и ворчливо не одобряя все и вся. Он плакал. На нем были старые брюки, подвязанные, как иногда у Ламберта, веревкой. Его миниатюрная жена тревожно выглядывала из окошка на верхнем этаже. Она была ухоженной и хорошенькой, как сад Сьюзен.