– Она покинула Российскую империю насовсем?

– Да. Но, отправляясь во Францию, не была уверена в том, что осядет там. Хотела пожить, присмотреться, а если понравится – остаться.

– На какие шиши?

– Она к мужчине поехала. Познакомилась с ним по переписке.

– Такое было возможно в девятнадцатом веке?

– Вообще-то уже шел двадцатый, но не суть. Конечно, это практиковалось. Кто-то из родственников или хороших знакомых рекомендовал джентльмену даму, он отправлял ей послание, и так завязывалось знакомство. Да каждый второй монарх женился на девице, с которой всего лишь переписывался.

– Так, давай про монархов пропустим. Мне про Наталью интересно. Что дальше было?

– Во Франции ей понравилось. И особенно понравилась легковерность местной знати. Наталья дурила всех на «раз-два». Мужчину того Наталья бросила, как только он ввел ее в свет. Но одной все же трудно, поэтому она была в вечном поиске. Не любви или секса – мужской поддержки. Потом вызвала к себе старшего сына. Он присоединился к матери, и Наталья Анненкова развернулась. У нас, в Париже, до сих пор помнят ее. Она открыла спиритический салон, который посещали важные особы. Он просуществовал до начала Второй мировой войны. Во время оккупации ее особняк был сожжен, сын погиб при пожаре. Но самой Натальи в живых уже не было. Она умерла в тридцать седьмом.

– А что с диадемой?

– Диадема осталась в России. У одного из детей.

– Моя прапрабабка Ксения кем приходилась Наталье? Я так и не поняла. Точно не дочкой. Племянницей?

– Нет. Родство куда более дальнее. Отец Ксении приходился Наталье двоюродным дядей, а сама Ксения вряд ли была даже знакома с детьми Натальи. Когда он с женой, дочкой и внучкой собрался бежать на Запад, то надеялся в первую очередь на помощь Натальи. Та неплохо устроилась во Франции и готова была приютить на время двоюродного дядю с семьей, но с одним условием. Он должен был доставить в Париж диадему.

– А два других ее ребенка не собирались эмигрировать? Они бы корону и привезли.

– Второй сын погиб. А дочка удачно вышла замуж за коммуниста, да какого-то влиятельного, и всем была довольна.

– Диадема хранилась у этой дочки?

– Да. Но по просьбе матери она передала ее твоему прапрадеду.

– Незнакомому дядьке? Пусть родственнику, но дальнему. Да и близким доверять нельзя. – Ева знала, о чем говорит, ведь именно она выгнала бабку из собственной квартиры и отправила в трущобы. – А если бы он зажал?

– Тот дал слово дворянина, оно нерушимо.

– Я тебя умоляю! – закатила глаза Ева.

– Зачем? – не понял Евгений. То есть слова он понял, но не контекст.

– Проехали. Забыли то есть. Натальина дочка отдала диадему родственнику и…?

– До Парижа они так и не доехали.

– Понятное дело – Анненковых убили. Всех, кроме Элеоноры.

– И все сокровища, им принадлежащие, достались именно ей. Значит, и диадема. – И посмотрел вопросительно. Но так как Ева никак на его взгляд не отреагировала, а взялась за бутылку, в которой оставалось совсем чуть-чуть, спросил: – Была в бабкиной коллекции подобная вещь?

– Не припомню.

– Как же так?

– Бабка много ценных вещей продала. Можно сказать, разорила фамильную коллекцию. Но винить ее за это не стоит. Тяжело нам жилось в девяностые. Жрать нечего было. А мы к деликатесам привыкли, – она щелкнула ногтем по банке с икрой.

– Но как можно было продать такую реликвию? Выменять, можно сказать, сокровище на икру?

– После революции аристократы фамильное добро даже не на икру – на хлеб меняли, – заметила Ева. – Перестройка ничем не лучше. И это не мои слова, бабкины. Но уверена, если б она знала, какова истинная ценность диадемы, сохранила бы ее, как и фамильный гарнитур Шаховских.

– Почему мать не предупредила ее?

– Тут два варианта. Первый, сама не знала. Второй, зная, спрятала диадему отдельно. Ведь она принадлежала другим людям. Не ты ли уверял меня, что слово дворянина что-то значило? Если так, то Ксения не имела права присваивать чужое.

– Я не подумал об этом, – промямлил Евгений.

– Но есть еще вариант. Третий. Дочка Натальи не отдала диадему старику Анненкову. Себе оставила. А матери своей наврала. – Ева опрокинула в себя стопку и поморщилась. Водка нагрелась и пилась уже не так хорошо. – Так что не у той наследницы спрашиваешь. Если хочешь узнать судьбу диадемы, тебе потомков Натальиной дочки искать нужно.

– Было бы время, – грустно сказать Евгений. – Но мне скоро возвращаться во Францию.

– Без невесты?

– Ты же видела тех, кого мне представлял граф Бестужев. Одна другой страшнее. Мне красивые женщины нравятся, такие, как ты. – И потянулся к Еве, желая погладить ее по колену. Но та резко встала. Не до глупостей ей сейчас! Все мысли диадемой заняты. – Ты что, танцевать? – спросил Евгений недоуменно.

– Нет, кофе варить. А то ты, смотрю, поплыл.

– Куда?

– В синюю бездну, – хмыкнула Ева. – Опьянел то есть.

– Я почти не пью, вот и… поплыл.

– Понимаю. Поэтому и предлагаю взбодриться. А то до отеля не доедешь, уснешь в такси.

– Мне уже пора? – разочарованно проговорил он.

– Я утром прилетела из Штатов и сейчас с ног валюсь. Извини.

– Но мы еще встретимся?

– Я оставлю тебе свой номер. А теперь идем на кухню пить кофе.

– Ты знаешь, я, пожалуй, откажусь. Хочу остаться в «поплытом» состоянии и еще раз пройтись по Арбату. Это ведь не опасно?

– Нет. Гуляй спокойно.

Она дала ему телефон, проводила до двери. На прощание Евгений хотел поцеловать ее в губы, но Ева подставила щеку. К заморскому гостю она потеряла интерес. Больше ее волновала диадема. Та, которую унаследовала чмошница Анька. Ева соврала Евгению. Была в коллекции бабкиных цацек диадема с ярким камнем в центре. Громоздкая, тяжелая, почти целиком выполненная из серебра. Она не нравилась Еве. Иначе именно ею она завладела бы при разделе коллекции. Но кто же знал, что диадемой венчалась сама великая княгиня Елизавета Федоровна?

Никто. Даже Элеонора. В противном случае оставила бы отдельные распоряжения на этот счет.

«До чего же везучая баба, эта Анька, – с завистью подумала Ева. А ведь ей казалось, что она давно победила. – И колье Шаховских захапала, и диадему Романовых. Одно хорошо, о ценности последней не знает…»

Это немного Еву успокоило. К Анненковым Анька никакого отношения не имеет. По крови она на малую часть Шаховская. Элеонора ее внучкой считала только лишь потому, что девку родила ее приемная дочка. А Ева не только Шаховская, но и Анненкова тоже. Так что диадема по праву ее.