Петр Ильич затем произнес такое, что никак не могло уложиться в сознании Матильды: он выразил желание и готовность написать для нее балет.

Матильда не смогла совладать со своими эмоциями и расплакалась, схватив в порыве Петра Ильича за руку и посмотрев ему в глаза говорящим, полным любви и благодарности взглядом. Это был настолько ценный, настолько личный опыт, настолько всеоблемлящий триумф ее ремесла, что она так и не смогла найти в себе сил и желания поведать кому-либо об этом разговоре. Ни родители, ни Юля, ни даже Николай так никогда и не узнали о зародившемся в ту минуту союзе.

Союзу не суждено было сбыться: спустя полгода Петра Ильича Чайковского не стало. Матильда бережно хранила этот случай в своей памяти, используя его как спасательный баркас в самые тяжелые минуты своего душевного отчаянья – желание Чайковского работать с нею на многие годы осталось для нее живым доказательством правильности выбранного ею пути.

Не говорить о будущем больше не получалось, как не получалось и не думать. Матильда понимала: они могли сколь угодно тщательно и долго делать вид, что окружающего мира не существует, но как незнание закона не способно освободить тебя от ответственности за его исполнение, так и отрицание окружающей тебя действительности не дает тебе возможности по собственной воле перестать являться ее частью.

Окружающие продолжали считать Алису Генесскую наиболее подходящей Николаю партией, и хотя вопрос был уже, казалось бы, закрыт, сама ситуация с неизбежной женитьбой нет-нет да и возникала.

Летом Николай должен был отправиться в Лондон для того, чтобы присутствовать на свадьбе своего двоюродного брата принца Георга Йоркского, будущего короля Георга Пятого. Принцесса Аликс как раз находилась в гостях у королевы Виктории, так что ее новая встреча с Николаем была неизбежна.

Матильда и Николай как могли обходили стороной все эти неприятные темы, охраняя – или хотя бы пытаясь охранять тем самым время своих встреч от тяжелых раздумий. Получалось с трудом.

Николай, привыкший делиться всеми своими переживаниями и соображениями с Матильдой, говорил о принцессе Алисе с нескрываемой теплотой. Матильда уговаривала себя – она считала ревность, особенно в самых худших – женских истеричных проявлениях ревности – одним из самых дешевых и некрасивых человеческих качеств. Конечно, Николай и Алиса были знакомы давно, конечно, у них было много общего, они продолжали все это время общаться по переписке. Матильда старалась не думать о том, что когда-нибудь неминуемо настанет момент, когда Аликс сможет предстать перед Николаем в новом образе – в образе потенциальной невесты.

Рассвет. Через час Николаю надо было уходить, поспать хотя бы час он уже не успевал. Хотелось поговорить о чем-то хорошем.

– Матушка твоя танцевала… И первый муж ее – артист Леде. Отец – лучший исполнитель мазурки в России, если не в мире. Иосиф танцовщик, Юля… Маля, у тебя удивительная семья, и сама ты – удивительна. Тебе на роду написано было заниматься балетом, он в твоей крови, – негромко рассуждал он, перебирая ее тяжелые распущенные кудри. – У тебя не было никакого выбора, – улыбнувшись, в шутку добавил он.

Матильда не шелохнулось, но Николай явственно почувствовал как она отстранилась и выпрямилась под его руками.

– Ники, погаси свет.

– Да это уже утро… это солнце. – Николай перелел ее пальцы со своими.

– Тогда погаси солнце.

Какое-то время они лежали молча, слушая, как постепенно оживает за окнами город.

– Конечно, у меня был выбор. Выбор, Ники, это самое сложное и самое прекрасное, что есть в нашей жизни и что было в ней всегда. Каждая минута, каждый день, каждый наш поступок и шаг определяется нашим выбором. Выйти на сцену или остаться за кулисами. Пойти прямо, свернуть или упасть.

Николай положил ее голову к себе на плечо, но от этого не стал ближе к Матильде.

– Но ведь человек падает не нарочно, вот скажем, он споткнулся и упал – разве есть у него выбор не падать? – снова улыбнулся Николай, но Матильда оставалась серьезной.

– Выбора нет лишь у животных, да еще у отвратительных личностей, которые сами себя его собственноручно лишают. «Мне суждено, мне по судьбе, о, я так страдаю!» Ой, Господи… это так ужасно, Ники, так ужасно. Сваливать ответственность за себя на что угодно, лишь бы стало полегче, и терять, терять себя, теряя тем самым свою жизнь. Оттого, мне кажется, все проблемы в мире и берутся, никто не думает, к чему приведет его следующий шаг, идут себе куда-то, примерно в ту сторону, куда указали, да и идут только потому, что было же сказано идти.

– На все Божья воля.

– Ах, оставь. Будь это Божьей волей, Господь не дал бы нам рассудка это понимать. Пустое… Я хочу сказать, возвращаясь к твоему вопросу, – у меня был выбор танцевать или нет. У меня есть этот выбор и сейчас. Это мое право, великое право человека перед миром и самим собой… Выбор есть всегда.

Они оба надолго замолчали, и каждый подумал о своем.

Матильда точно знала – потому что чувствовала – а чувствам своим она привыкла доверять много больше, чем, например, окружающим ее людям – это лето отнюдь не будет столь счастливым и прекрасным, как минувшее. Сердце ее сдавливала тревога, до отъезда Николая в Англию еще оставалось время, но он был все более и более несвободен в своих поступках и передвижениях. Было ясно: из Красного Села он не сможет приезжать столь часто, как мог позволить себе зимой.

Матильда решила на лето поселиться в самом Красном Селе или хотя бы поблизости, впервые в жизни пожертвовав каникулами в родных Красицах. Поиски подходящей дачи она начала еще весной и вскоре без труда нашла удобный во всех отношениях вариант: маленькая дача на самом берегу Дудергофского озера, на возвышенности, неподалеку от Вороньей и Ореховой горы, с прекрасными зарослями орешника. Из Дудергофского озера начинался Лиговский канал, и место было невероятно спокойное, живописное и в меру уединенное.

Николай выразил сдержанную радость по поводу ее решения, но позже до Матильды дошли неприятные слухи: глупо было надеяться, что их отношения сохранятся в тайне, но поселиться настолько явно близко к Николаю – значит породить новую волну нежелательных обсуждений.

Понимая, что злиться в общем-то не на кого и никто не виноват, Матильда из упрямства вместо того, чтобы отправиться в семейное имение, выбрала дачу, стоящую на совершенно диком расстоянии не только от Николая, но и вообще от любого населенного пункта. Свое спонтанное и не очень обдуманное решение она вяло объяснила тем, что, дескать уж очень ей понравилась оригинальность постройки: по легенде, дом был построен еще при императрице Екатерине II и имел не только огромный размер, но и экстравагантную форму. Якобы, проезжая однажды через Коеровский лес, мператрица повелела построить прямо в нем имение, а когда архитектор попытался уточнить угодный государыне стиль постройки, Екатерина указала рукой на треугольную форму шляпы одного из придворных со словами: «Да хотя бы вот такую», решила судьбу постройки. Дом действительно был выстроен в форме огромного треугольника, с массивной колоннадой и большой высокой лестницей, ведущей к самому подъезду. На территории имения был также огромный и очень сильно запущенный парк, переходивший с одной стороны в лес, а с другой простиравшийся до самого Волхонского шоссе, соединявшего Царское Село с Петергофом. Теперь вдалеке возникли несколько дач более поздней постройки, но до ближайшего поселения – Лигова – было весьма далеко.