Для того чтобы изобразить, как норны создавали судьбу человека, использовались разные образы. Иногда считалось, что они плетут эту судьбу как замысловатую сеть, а в конце обрезают последнюю нить174. В других версиях норны вырезали судьбу на куске дерева. Обычно в таком случае имелось в виду, что они обозначали течение жизни рунами, и это вполне могло быть именно так. Как бы то ни было, в Норвегии время традиционно вычисляется с помощью зарубок, вырезаемых на деревянной доске над окном, и вполне вероятно, что именно на этот обычай ссылаются такие тексты175.

Л. Пич. Норны

Источники однозначно не указывают, сколько именно было норн. В некоторых из них говорится, что их много, но конкретное число не указывается176, тогда как другие источники настаивают на том, что норн именно три177. В последнем случае им обычно даются имена: Урд (Urdr, «Судьба»), Верданди (Verdandi, «Становление») и Скульд («Долг») - подходящие имена для таких существ178.

Нет никаких доказательств того, что норнам когда-нибудь поклонялись. Возможно, нам не стоит этому удивляться. В конце концов, на что могли надеяться викинги, вознося молитвы сущностям, которые были совершенно неумолимы.

Ответы судьбе

Само понятие судьбы стало для скандинавов способом разрешения вечной экзистенциальной тревоги. Естественно, люди решали эту задачу по-своему, и даже один и тот же человек мог прибегать к разнообразным подходам в тех или иных случаях.

Многим хочется знать будущее - посмотрите только, как серьезно мы в нашем обществе относимся к метеорологическим прогнозам. Но если мы видим будущее как открытое поле возможностей и обычно воспринимаем прогнозы погоды несколько скептически, скандинавы были вынуждены иметь дело с будущим, основная структура которого была жестко предопределена. По большому счету события могли происходить только одним, предначертанным образом. Поэтому викинги часто прибегали к помощи колдунов и колдуний, имеющих особый доступ к будущему формированию вещей. Они делали это либо из желания принимать это предопределение в расчет, составляя планы, либо просто из страха. Конунги и другие военные лидеры советовались с колдунами и колдуньями об исходе битвы, а общины могли пригласить их перед весенней посадкой. Это только два примера. Люди были не единственными существами, прибегающими к услугам профессиональных предсказателей: боги тоже обращались к ним.

В других случаях судьба была безнадежно проклята. «Зло - это замысел норн», - жалуется одна сага179.

Но отношение к судьбе, которое поддерживалось в обществе викингов, можно назвать героическим стоицизмом. По словам археолога Нила Прайса, «результат наших действий, наша судьба уже предопределены и таким образом не имеют никого значения. Что важно, так это то, как мы себя поведем, встретившись с ними»180. Вы не можете изменить то, что произойдет с вами, но, по крайней мере, можете встретить неблагоприятные обстоятельства с честью и достоинством. Лучшая смерть - это смерть в бою, желательно с улыбкой на устах. Жизнь рискованна по самой своей сути, но особенно актуально это положение было в эпоху викингов, что делало фатализм и стоицизм особенными и проникновенными при столкновении с ней.

Г.И.О. Розен. Один-странник

Эгиль Скаллагримссон. Фрагмент исландского манускрипта XVII в.

Образец этого совершенства - создание Одином армии в Вальгалле в преддверии Рагнарёка. Он знал, что волк Фенрир убьет его тем или иным образом. Возможно, в глубине души он надеялся, что, собрав всех лучших воинов на своей стороне, сможет предотвратить неизбежное. Но еще глубже Один понимал, что его борьба безнадежна, однако был настроен бороться до конца и умереть, снискав столько славы, сколько получится.

Еще один пример того же отношения, на этот раз менее космический и более скромного масштаба, мы можем найти в биографии воина и поэта Эгиля Скаллагримссона. Согласно его саге, когда он был уже пожилым человеком, умер последний из его сыновей. Горе Эгиля было так глубоко, что он был готов покончить с собой, но оставшаяся в живых дочь убедила его жить и использовать свой поэтический талант, чтобы сочинить поэму в память о своих погибших детях. Эта поэма называется «Утрата сыновей» (Sonatorrek). В ней автор жалуется на свою участь и проклинает Одина, своего бога-покровителя, за то, что заставил его так много страдать. Но Эгиль обнаружил, что это страдание дало ему и неожиданный дар, потому что жестокая боль вдохновила его на создание куда более совершенной поэзии, чем раньше. Он позволил вырваться из своей души выразительному плачу, полному одновременно отчаяния и радости или, по крайней мере, умиротворенного принятия. Последние три стиха звучат так:

Рад я не чтить

брата Вили,

главу богов

отвергнуть гордо,

но Мимира друг

дал дар мне дивный,

все несчастья

возмещая.

Сей боевой

ворог Волку

дал мне речь

безупречну

и взор ясный,

чтоб явью вражьей

легко бы стали

ковы лукавых.

Тошно стало!

Стоит на мысу

в обличье страшном

Волчья сестра.

Все же без жалоб

буду ждать

по всей охоте

Хель прихода181.

Глава 6

Мораль

Думаю, вам не нужно объяснять, что отношения между религией и моралью - тот вопрос, о котором люди с большим жаром спорят в течение многих лет. Сегодня одни считают, что нравственность - это целиком и полностью тот дар, что дает людям Бог, и без веры в Бога (причем в определенного бога) она исчезает. Другие ищут обоснование моральной системы в эволюции Дарвина или в желаниях и страхах общих для всего человечества. Независимо от обоснований, к которым прибегает та или иная сторона для защиты этики, практически все приравнивают ее к кодексу поведения, основанному на альтруизме и всеобщем сострадании (даже несмотря на то, что детали в различных системах могут отличаться).

Викинги сказали бы, что все это - вонючая куча драконьего дерьма.

Единственная связь между религией и моралью в скандинавском мире состояла в том, что и та и другая были частью одной и той же культурной системы. Нравственность не проистекла из религии, а последняя не имела никакого отношения к первой.

Боги и богини не устанавливали никаких моральных кодексов. У викингов не было никаких «Десяти заповедей» или чего-то подобного. Естественно, божества благосклонно относились к ритуальному благочестию и были не слишком благожелательны к непочтительности и пренебрежению. Но этот вид религиозного благоговения совершенно не был и не мог быть связан с этикой, потому что правильное и почтительное исполнение ритуалов не имеет ничего