— А почему ты сама не поговоришь с ним об этом?

— Ну…. — Кадия замялась. — У нас вчера в итоге вышел кое-какой неловкий разговор, и я не хочу пока видеть этого Смеющегося. Но волнуюсь.

— Понятно, — я вздохнула. — Что ж, я действительно люблю чьягу. Да и на водопадах Иштавани практиковать ее — сплошное удовольствие. А учитывая, что ты разбудила меня на рассвете… Ох, Кадия, тут круассаном не отделаешься! Ты бы знала, во сколько я легла! Подкинь меня до места, и я расскажу тебе про бравые будни Ловчих его Величества.

— Заметано. Но если надеешься заодно узнать что-то о нашей с Дахху размолвке — даже не думай.

Я пожала плечами.

Тоже мне большой секрет.

Кадия уже кучу лет безнадежно влюблена в нашего Дахху. Точнее, как: на нее это болезненное чувство нападает периодами, как сенная лихорадка у аллергиков, только чаще и куда как более непредсказуемо. То влюблена так, что аж руки трясутся на дружеских попойках, то принимает твердое решение «все забыть» и начинает активные поиски другой любви. Находит объект. Какое-то время наслаждается бабочками в животе. И снова-здорово: «Мне нужен только Даааааааааааааахху».

Ну а Дахху нафиг никто не нужен — он же философ, поэт, историк, лекарь, безумный ученый и просто чурбан, которому романтика не сдалась ни под каким соусом. Иногда Кадию это доводит, и в каких-нибудь приватных беседах она начинает намекать ему, что, мол, есть такая штука, как любовь, и это — хорошо. Обычно Дахху слушает ее дуб-дубом в течение получаса, а потом переводит разговор на другую тему. После этого Кадия пару дней дуется. И — вот это поворот! — отправляется на новую охоту за мужиками.

Самые громкие ссоры у них случаются, когда Кадию дергает за язык как-нибудь завуалированно признаться в своих чувствах, а потом, так же завуалированно, пообещать, что Дахху пожалеет, если она «уйдет от него». Но, так как наш носатый кудряш и это обыкновенно пропускает мимо ушей, скандалы, опять же, оказываются односторонними и проходят исключительно в голове Кадии.

Вот даже не знаю, плохо это или хорошо.

***

Подруга быстренько подкинула меня до водопадов Иштвани. Там мы распрощались: я осторожненько сползла с ее лошадки по имени Суслик и потопала в сторону практикующих чьягу.

Кстати, безобидная кличка лошади многих сбивала с толку. Слушателям Кадиных историй про их с Сусликом приключения казалось, что речь идет про очень нежное, хрупкое и милое создание. И когда моя подруга рассказывала, например, что ее любимица забила трехметрового горного тролля копытами, то все воспринимали это как преувеличение.

Ага, щас. По правде говоря, скорее преуменьшение.

Суслик — жертва магических экспериментов при выведении новых пород. Бабушка этой кобылки (или как там называются лошадиные родственники) была эх-ушкье, то есть океанским водяным духом в облике лошади. Духом юрким, злобным и красноглазым. Многие люди ругаются на живущих в Шолохе келпи, которых ундины используют в качестве лошадей: сетуют, что это вредные речные твари, управы на них нет. Но по сравнению с настоящими эх-ушкье, обитающими в Море Ста Мертвецов, наши келпи — полная ерунда.

В общем, Суслик недалеко ушла от своих предков. Это огромное, чернильного цвета животное, чьи зубы с легкостью перемолят меч в щепу. Да и еще и носящееся со скоростью света. Если когда-нибудь мне придется спешно покидать столицу, я выберу для побега именно эту лошадку. Ее не обгонит даже равнинный ветер. Короче, как вы догадываетесь, я сползала с Суслика крайне осторожно, чтобы не обидеть. Да и мутило меня легонько после бешеной скачки.

— Ну, увидимся, — кивнула я Кадии.

— Пожалуйста, сделай так, чтобы рука Дахху осталась на месте, — поморщилась подруга так, будто это у нее что-то болело.

***

Водопады Иштвани — излюбленное место для всех фанатов чьяги. Здесь, на прекрасной лесной поляне, под рокот ниспадающей воды, особенно приятно выполнять различные асаны и медитировать.

Чьяга — это комплекс для совершенствования души и тела: физические упражнения, дыхательные техники и «состояния ума», которые желательно практиковать ежедневно, чтобы надолго сохранить здоровье и разум. Мне чьяга нравится с эстетической точки зрения. А еще очень расслабляет и настраивает на хорошее, особенно если заниматься ей на природе.

— Привет! — я быстро нашла Дахху из Дома Смеющихся среди других практикующих. Дамы и господа со всего Шолоха в мягких свободных костюмах тянулись, выполняли танцевальные связки или просто лежали, созерцая небо и расслабляя тело. — Я присоединюсь?

— Конечно, — друг был рад. Его широкие штаны травянистого цвета и серая рубаха с завязочками дивно пахли хлорной известью, которой обрабатывают палаты в Лазарете.

— Можем вспомнить какие-нибудь элементы для двоих? — предложил Дахху.

— Давай.

Мы поупражнялись. В какой-то момент я заметила, что друг избегает стоек с опорой на руки.

— У тебя что-то болит?

— Нет, с чего ты взяла?

— Ну, это видно, если честно. Ты не даешь нагрузки запястьям. Левому.

— Я… — Смеющийся замялся. — Тебе показалось. Совпадение.

— Дахху, я полоумная бабка, чтобы мне что-то там казалось. Если рука болит, почему ты не обращаешься за помощью? Прикосновение бокки… Последствия могут быть любыми, сам же знаешь.

Друг на секунду закрыл лицо руками. Потом, будто собравшись с мыслями, выпрямился и натянул физиономию «у меня все под контролем». Поправил шапку (да, он в ней даже занимается, увы). Поправил шарф (и в нем, все верно). Глядя вникуда, начал грызть фалангу указательного пальца. Как пишут в детских букварях, «Р» — «Раздумье».

— И что все это значит? — пошла в атаку я. Он сразу же капитулировал:

— Рука иногда немеет. Ничего страшного. В любом случае, я не хочу показывать ее лекарю, потому что это все испортит.

— Что испортит?

Взгляд его стал каким-то жалобным. Я почувствовала, что мне становится страшно, но в глазах Дахху, напротив, страха не было — только нежелание делиться тайной.

— Что могут испортить лекари? — повторила я настойчивее.

— Мои сновидения, — тихо сказал друг. Я тихонько выдохнула, а его будто прорвало: — Они волшебные. Я думаю, касание бокки стало повлияло на меня как заклинание, распахнуло некий портал в моей голове. Понимаешь, мне никогда раньше не снились сны. А если и мелькало что-то на изнанке век — я забывал сразу же, как просыпался. Я думаю, это связано с тем, как погибли мои родители — тот волкодлак напал на них ночью… А меня, младенца, спас первый рассветный луч, ну да ты знаешь это историю, — Дахху тревожно проверил наличие своего шарфа. Он носит его не снимая — на шее после встречи с волкодлаком остался один, но жуткий шрам. Пара седых прядей и желание укрыться от мира с помощью вязаной шапки — оттуда же.