ей, что мне это очень подходит, потому что я тоже не ищу себе даму сердца, и мы расхохотались. По-настоящему, от души.

Я так давно не смеялся.

~~~

От Леа новостей не было, о Париже мы слышали все реже. Старый радиоприемник Роз перестал работать в прошлом месяце. Так же как и ее старая машина. Теперь в город мы можем попасть исключительно верхом. Никто больше не говорит об утке или об охоте, как будто их никогда и не существовало. Единственные новости я получаю из писем мадам Грасия, которой я смог сообщить свой адрес.

Мадам Грасия пишет, что тоже пытается покинуть столицу, но не знает, куда ехать. Возможно, отправится куда-нибудь в деревню. У нее есть дом в Португалии, но она не может туда вернуться, потому что у нее нет пропуска. «Да и там тоже время остановилось», — заключает она. Если она уедет, то заведет собаку или кошку. Может быть, и собаку и кошку. Говорят, что из-за отсутствия птиц страну заполонили огромные комары. Какие-то новые насекомые, черные с белыми полосками, они прокусывают одежду, никого не стесняясь. Эти комары похожи на людей нашего времени: ни стыда ни совести.

Пианист все еще тут, и я думаю, что он тоже здесь останется. Мы видим его нечасто. Но я слышу его из синей комнаты, куда я перенес свои вещи. Вечером он начинает играть. Позавчера играл Сати. Вчера мне показалось, что звучала музыка Шуберта.

У меня снова появилась привычка почитывать книги. Ту, что я сейчас листаю, я нашел в книжном шкафу у Роз, она вышла еще до событий. Книга об Ирландии. Я часто ее читаю, даже очень часто. Начинаю с первой страницы, там карта англо-кельтских островов. Прослеживаю маршрут, по которому Леа должна была добраться до острова Айлей, «короля Гебридских островов», и Порт-Эллена, когда-то маленького городка, а теперь столицы архипелага, места, где, похоже, процветают большая бедность и жуткий бандитизм. Надеюсь, она не задержалась там слишком надолго. Я пытаюсь сосчитать острова Новой Ирландии; их много, и мне интересно, на каком из них Леа сейчас. Возможно, на каком-нибудь маленьком островке. Таком, знаете, из камешков, и с непроизносимым названием.

Удалось ли ей убедить лодочника доставить их поближе к Мертвому острову? Не только для того, чтобы освободить утку, но и чтобы увидеть эту легендарную землю вблизи. Она должна была плыть вдоль побережья.

Да, вероятно, именно там, миновав маленький остров Ратлин, она открыла корзину мадам Грасия и под ошарашенным взглядом моряка выпустила птицу. «Лети, — прошептала она ей. — Подставь крыло ветру».

Затем утка оказалась всего в нескольких милях от побережья, она инстинктивно долетела до его северной оконечности, подлетела к Дороге гигантов… Возможно, там она и обосновалась, по крайней мере на некоторое время. Она, должно быть, единственная утка из Шаллана и чувствует себя очень непохожей на своих сородичей. Согласно книге, многие виды, о которых я вообще в первый раз слышу, живут там на скалах. Художники книги о Мертвом острове их не видели.

Там зимуют перелетные птицы, настоящие искатели приключений, которые никогда не задерживаются на скалах надолго и останавливаются там только для заслуженного отдыха. На скалах, недалеко от водной глади, я мысленно вижу отважного буревестника, которому побережье не очень интересно. Только океан по-настоящему увлекает эту маленькую хрупкую птичку, черную как сажа; она, как никто, отлично знает открытое море. Я узнаю роскошного атлантического тупика, он великолепный, такой своего рода морской попугай с грустным взглядом. После долгих проведенных в открытом море месяцев он возвращается в свою норку, вырытую в остатках земли на скалах, там он зимует, а весной ищет себе пару. Он ни за что не пропустит этот момент. Поиск пары происходит у берега, на воде. Клюв тупика по этому случаю изменится и окрасится в завораживающие, почти сверхъестественные цвета.

Я открываю окно комнаты. Дует ледяной, пахнущий йодом ветер. Вдалеке я слышу шум моря. Я ложусь на кровать и отправляюсь обратно на побережье Антрима. На бесчисленных базальтовых скалах, менее крутых, но тоже интересных, я представляю себе колонии белых птиц. Мне очень нравится глупыш, который едва умеет ходить и большую часть времени проводит, паря над скалами или клюя носом среди таких же, как он, засунув голову под крыло. Чуть ниже по илистому дну бродит в поисках пищи одинокий красноногий кулик. За ним внимательно следит маленький кулик-сорока, наблюдает издалека красным глазом, хитро выжидая подходящего момента, чтобы утянуть у того из-под носа добычу.

Таковы новые товарищи моей утки. Она, безусловно, поправилась. Как ее принимают другие птицы? Не думаю, что они так уж обращают на утку внимание. Наверное, утке это по душе. Возможно, это прекрасное место напоминает ей о потерянном рае — о болотах Шаллана. Климат, без сомнения, кажется ей менее благоприятным, особенно в это время года. Потому что, что бы ни думала мадам Грасия, на другом конце света все еще есть времена года. И зима на этих берегах кажется суровой, но зато там очень чисто. И свет ясный, прозрачный, как вода.

Чтобы защититься от ветров, несущихся прямо на скалы, где может расти только короткая колючая и сухая от морской соли трава, моя пернатая подруга нашла подходящее убежище. Утка редко заплывает в холодные воды залива, предпочитая окрестные озера и водоемы, расположенные чуть в глубине острова.

Да, именно здесь, а не на самих скалах я и представляю свою утку. Она гнездится почти как от-тельник в зарослях бобовых, среди колючек и цветов. Я желаю ей долгой и спокойной жизни. Виды здесь великолепные, и сквозь заросли утка может наблюдать за огромной базальтовой лестницей, которая спускается с утеса прямо в море, где на нескольких островках обитают большие серые тюлени, что целыми днями спят. Они почти не двигаются, лишь мерно дышат. Отсюда, с обрыва, откуда, как мне кажется, я могу восхищаться ими вместе со своей уткой, они похожи на подвижные глыбы. На такие живые камни.

Камень-гигант тоже живой. Вокруг странной лестницы разбросано то, что осталось от какой-то арфы, ошметки сапог, брошенные в спешке гигантами и давно окаменевшие. Я не единственный, кто их видит. Даже авторы моей книги их описывают. Я также замечаю нарисованный на камне силуэт массивного быка или, скорее, бизона. Его рога непропорционально длинные. Он монументален, и кажется, что никто и никогда его не победит. Однако он тоже бежит, спасается от чего-то. Остальная часть наскального рисунка не сохранилась.

Что касается базальтовой лестницы,