А с Гулиевым какая-то подстава произошла. Парень зарвался, нахватал кредитов, а расплачиваться не спешил. А тут еще Марочкин узнал, что он ходит в заемщиках у его конкурентов. Навел справки, получил подтверждение и велел Умянцеву им заняться. Чтобы успеть раньше других кредиторов деньги стрясти.

Умянцев встретился с Гулиевым, объяснил ситуацию, дал срок. Но Гулиев вразумлениям не внял. Начал юлить, скрываться и вообще вести себя вызывающе. Тогда Умянцев снова пришел. На этот раз ему показалось, что Гулиев все понял, но прошло время, срок истек, а долг так и остался неоплаченным.

Третье предупреждение Умянцев решил сделать именно в ту ночь, когда Гулиева убили. Он пришел к нему домой, а Гулиева нет. Тогда он решил подождать, полагая, что рано или поздно тот появится. Другого-то жилья у него нет. Умянцев дождался, когда машина Гулиева въедет на стоянку, и занял позицию между выходом со стоянки и подъездом.

Когда Гулиев его увидел, сразу завел старую песню о сроках и договоренностях. Умянцев в дискуссию вступать не желал. Потом Гулиев разнервничался сильнее, начал предлагать машину в залог, давать новые обещания. А потом вдруг на его рубашке расцвело красное пятно.

Умянцев не сразу сообразил, что произошло. Секунду назад Гулиев стоял перед ним, как шарманку прокручивая пустые обещания, и вот он уже хватается за грудь, сквозь пальцы сочится кровь, а на губах появляется кровавая пена. Умянцев и выстрела-то не слышал, только тихий свист.

Потом, когда Гулиев упал, до него дошло, что случилось. Если бы на его голове росли волосы, они точно поседели бы или встали дыбом. Пуля прошла в нескольких миллиметрах от его плеча. Двинься он на полшага, и в морге сейчас лежал бы он, а не Гулиев. Падая, Гулиев задел машину, сработала сигнализация. Это вывело Умянцева из шокового состояния. Он развернулся и бросился бежать.

– Это все, что я помню, – завершил рассказ Умянцев. – Можете мне верить, можете не верить, но все было именно так. Я его не убивал, и доказательств обратного вы не найдете.

– Хороший рассказ, – выдержав паузу, произнес Гуров. – Хороший, но странный, я бы сказал, сказочный. Ты признался в том, что был на месте преступления в момент его совершения, это похвально. Но это не все, ведь так?

– Я рассказал все, что знаю, – упрямо повторил Умянцев.

– Позволь мне тебе кое-что объяснить, – Гуров вздохнул. – Суть моей работы заключается в том, чтобы ежедневно выслушивать такие вот рассказы. Я был бы плохим опером, если бы верил каждому слову, сказанному подозреваемым. И я был бы паршивым ментом, если бы не умел отличить правду от лжи. А я, без ложной скромности, чертовски хороший опер, настоящий мент старой закалки. Понимаешь, что я имею в виду?

Умянцев смутился, но взгляд не отвел. Гуров продолжил:

– И сейчас я точно знаю, что ты рассказал не все. Сказка про доброго вышибалу меня не вдохновляет, понимаешь? По твоим словам выходит, что в фирме Марочкина, заемной организации, живущей за счет идиотов, не способных заработать деньги законным путем и не умеющих вовремя остановиться, вдруг появляется этакий добряк, который силой слова заставляет должников продавать квартиры, влезать в еще большие долги, но с Марочкиным расплатиться. Смешно.

– Можете смеяться сколько угодно, я говорю правду, – Умянцев в упор смотрел на Гурова, ни на секунду не отводя взгляд. – Если надо, я и детектор лжи с легкостью пройду. Понятно, что вам по должности не положено верить россказням таких, как я, но это уже не моя проблема. Ваша задача либо доказать мою вину, либо поймать меня на лжи. Ни то, ни другое вы сделать не можете, так что у нас проблема. Я прав?

– Не совсем, – возразил Гуров. – Сейчас я не могу доказать, что на спусковой крючок нажал именно ты, но это дело наживное. Ты был на месте преступления, видел, как убили Гулиева, и скрылся. Не оказал первую помощь, не вызвал медиков и полицию. За это я могу продержать тебя в СИЗО достаточно долго. Пока не выясню всех обстоятельств дела. Я уже говорил, что отношусь к категории ментов старой школы? Мы не бросаем расследование на полпути, мы копаем до тех пор, пока не получим результат. У нас есть запись с видеокамеры соседнего магазина. На записи ты стоишь спиной, но специалистам технического отдела не составит труда сделать экспертизу, которая докажет, что на записи ты. Еще у нас есть запись телефонного разговора, где ты говоришь об убийстве Рауфа и утверждаешь, что тебя никто не видел. Я постараюсь сделать так, чтобы эту запись приобщили к делу и обнародовали на суде. Это все косвенные доказательства, но по совокупности они дадут хороший результат. И еще одно. Пуля, убившая Гулиева, застряла в теле. Ее приобщат к делу, как и пистолет, который изымут у тебя при обыске твоей квартиры, или где ты там хранишь свои вещи.

– Отлично, это лишь докажет, что она выпущена из другого пистолета, – воодушевленно произнес Умянцев, и тут же его лицо пошло красными пятнами, он понял, что облажался.

– Действительно, отлично, – невозмутимо произнес Гуров. – Теперь мы знаем, что пистолет у тебя все же был и испугался Гулиев не твоих пламенных речей, а пушки у тебя в руках.

– Ладно, я признаюсь, – Умянцев с шумом выдохнул. – Только протокол не подпишу, облегчать вам задачу не стану.

– В чем заключается твое признание? – переспросил Гуров.

– Пистолет у меня был. Взял я его для того, чтобы Гулиев понял, что это последнее предупреждение. И он бы понял, не сомневайтесь. Только я не стрелял. Я скажу, где пистолет, если вы не станете приобщать его к делу. Проверите, и, когда пуля не совпадет, вопрос об оружии должен быть снят.

– Почему я должен верить, что ты не подсунешь мне другой пистолет?

– Потому что вы чертовски хороший мент, который за версту чует ложь, – просто ответил Умянцев.

На это Гурову возразить было нечего. Он все еще считал, что Умянцев говорит не всю правду, но только не в той части, которая касалась пистолета. Гуров решил, что на первый раз больше давить не следует.

– Хорошо, пусть будет так, – заявил он. – Где пистолет?

– Без протокола? – уточнил Умянцев.

– Кувват, ты здесь уже столько всего наговорил, что волноваться об обвинении в незаконном хранении оружия просто смешно. Сейчас ты спасаешь свою шкуру от четвертака. За хранение тебе светит максимум трешка, да и то не лишение, а ограничение свободы. Разницу улавливаешь?

– В лодочном сарае под бочкой с тросами и крюками, – выдал Умянцев.

– Марка пистолета? – вспомнив, что оружие, которое применил убийца, имеет не такое широкое распространение, спросил Гуров.

– «Гюрза» СП-10. Болельщик подарил, еще когда я штангу тягал.

Гуров едва сдержался, чтобы не присвистнуть. Он постарался придать лицу нейтральное выражение, но, видимо, сделал это недостаточно ловко.

– Что? Снова не верите? – Умянцев во все глаза смотрел на Гурова и тут до него дошло. – Да бросьте! Не может этого быть!

– Так и есть, – подтвердил невысказанную догадку Гуров.